Живые души, или похождения Лебедько

Днем, купивши за триста рублей себе новые сандалии, Владислав Евгеньевич выспался, засим неспешно собрался, оседлал ночью свою «троечку», и, обуянный мрачными мыслями, двинулся к юго-западу, ругая себя, на чём свет стоит, за то, что обмолвился о посвящении. Не соверши он этой оплошности, испытание можно было бы считать пройденным.

Глава 5

Из Рязани наш путешественник выехал ранним утром дня, следующего за приключениями с Карамболем, дабы днём очутиться уже в шестидесяти километрах от Тулы, где, рядом с маленьким городишком Богородицком проживал следующий герой нашего повествования, о котором читатель будет иметь удовольствие узнать чуть позже. Впрочем, написавши «ранним утром», автор несколько погорячился, ибо три часа — это, пожалуй, даже ещё и не утро, а самая что ни на есть глухая ночь. Оставив позади городские шумы, Лебедько погрузился в очарование майской ночи.

Знаешь ли ты, современный читатель, что являет собою среднерусская ночь в конце мая? О, ты не знаешь майской ночи! Вырви себя поздней весной из объятий ноутбука и телевизора, да предоставь себе счастье выехать хотя бы чуть за пределы города, туда, где не слышны его психотические шумы (не убоимся мы  подобного сравнения), и ты возблагодаришь автора за сие наставление. Всмотрись в ночь. С середины неба величаво глядит на тебя месяц, а необъятный небесный свод раздался, раздвинулся, сколько хватает взора. Горит и дышит небесный свод. Земля же объята вся серебряным светом, а чудный воздух и прохладно-душен, и полон неги, и движет океан благоуханий. Божественная ночь! Так бы раскинул бы руки, да и полетел! Только в такой ночи возможно всё: и правда, и вымысел. И всему-то поверишь с открытым, счастливо бьющимся сердцем. Каким всё видится простым и красивым! Простой кажется сама жизнь, дышащая ожиданием волшебного короткого праздника, когда всё смешивается на земле — и сказка, и быль. И лес, полный мрака, обступает дорогу, загородившись темно-зелёными стенами кустарника. То здесь, то там, белея, блестят при месяце черёмухи: так и хочется остановиться вдруг и, наугад продравшись сквозь кусты, вступить в загадочную темень леса, трепеща от какого-то древнего предчувствуя — как бы перед встречей с неуклюжим лешим, загадочной феей, а то и с самой Бабой-Ягой, что приведёт добра молодца в заветную избушку, напоит отваром волшебных трав, да снарядит в дорогу дальнюю, напутствуя не на жизнь, а на смерть и воскрешение в обновлённом мире.

Ибо майская ночь настолько прекрасна, что человеческое сердце едва выдерживает мучительно-сладкое упоение и счастье, от которых хочется плакать. Нахлынувшие чувства так сильны, что и впрямь близки ощущению не то самой смерти, не то фантастического дивного иного мира, а едва забрезжит рассвет — и вот уже душа поглощена новыми чарами, иными предчувствиями лишь некий неопределённый намёк расступающейся ночи оставляет неясное смятение и, в то же время, сладостную тоску и какое-то светлое предчувствие.

Но вот уже поднявшееся гордое солнце величаво сбросило мрачные, хоть и манящие предчувствия, и уже не сжимается роковым предчувствием сердце, когда мелькнут, вдруг, в свете фар на обочине причудливые фантастические тени. Не узнать уже недавний лес, не узнать прихорашивавшиеся берёзки, пустившиеся танцевать в искрах рассветных лучей, не узнать чопорно одетые в зелень осины, рябины и тополя, что украсились душистыми бантиками. А вот ожерельем лепестков развернулась яблоня, сияют молодыми красками цветы, а на полянках желтеют одуванчики.

«И что это, брат, ты так расчувствовался?», - спешит озадачить себя вопросом автор, пробежавши взором только что написанные строки, живописующие весеннюю среднерусскую природу, - «Не приготвляешь ли ты нашему герою какое-то мистическое, трансцендентное приключение?»  Может и так, а может и не в герое нашем вовсе дело, а в тех картинах, что открываются взору его. То справа, то слева мелькают опустевшие сёла, дремлющие, будто заколдованные мёртвые царевны. Нет, не очнутся они поутру, не наполнятся звонким детским смехом да нарядным хороводом весенней суматохи. Нет, не проснутся. Пусты, мертвы и бесприютны они. Найдётся ли добрый молодец, эдакий королевич Елисей, что сможет дыханьем своим воскресить их, оживить, да превратить вновь в прекрасных юных дев? И сколько этих мёртвых царевен разбросано по земле русской?.. Дождутся ли пробуждения, или так и сгинут, будто и не было их никогда...