Гости пришли в радостное возбуждение, увлечённо заговорили между собой, понимая, что следующая такая возможность представится им только через семь лет. Заиграла музыка. Заплясали, не сходя с места, деревья: закряхтели в присядке старые дубы, закачались липы и рябины, встряхнули кудрями молодые берёзки. Завели хоровод и гости. На поляну вышли благородные олени, а за ними другие звери и птицы, понимающие язык людей. Возле пеньков и ивовых кушеток появились самобраные столы, уставленные лесными яствами: аппетитными горшочками с белыми грибами, сладкими кореньями, душистыми ягодами, берёзовым соком. Появились бочонки липового и цветочного мёда, блюдца с калёными орехами, травяные чаи в пузатых самоварах и чистая родниковая вода, вкуснее которой вряд ли что-то сможет сотворить человек… В воздухе закружились разноцветные осенние листья, в мгновение ока превратившиеся в пёстрых бабочек.
Дарина наклонилась к Вере:
– Нравится тебе здесь?
– Очень! – в восхищении ответила женщина.
– Ну, иди, поговори с гостями, времени осталось не так много, – Дарья Степановна ободряюще улыбнулась.
Вера встала со скамьи и тотчас была окружена ватагой детишек в матросских костюмчиках с деревянными лошадками и тряпичными куклами в руках. Вместе с воспитанниками подошла и Багрицкая.
– Вы удивительная женщина, Софья Васильевна, – с почтением обратилась к ней Вера. – Только благодаря вам все эти дети, – она обвела взглядом толпящихся возле её ног малышей, – смогли стать взрослыми.
Первая смотрительница приюта Ольденбергов мягко улыбнулась:
– Каждый из нас, Вера Сергеевна, в ответе за своих детей. Вы, разумеется, понимаете, что я говорю обо всех детях, живущих в одной с нами эпохе. Ведь чужих детей не бывает. И мы просто обязаны помочь им вырасти, стать мудрыми взрослыми и добрыми людьми, – она помахала рукой трубачу Мирону. – Без этого прервётся связь времен.
Антон тем временем беседовал с пропавшими геологами и наставником Сидоренко – академиком Добровольцевым. Лариса Болотова утешала расстроенного директора Центра эволюции. Вера успела поздороваться с графом Георгом и Лизой, перемолвиться парой слов с прадедом Ивана Лукича, обнять внука и узнать имена будущих правнуков, когда к ней подошёл Гоголь.
– Моё почтение, Вера Сергеевна, – писатель склонил голову.
– Здравствуйте, Николай Васильевич, – робко произнесла Вера, поражённая тем, что великий классик знает её имя.
– Ничему не удивляйтесь, – посоветовал ей необычный гость (впрочем, были ли здесь другие?). – Почтенный Оскар Маркович, рассказал мне о вас и просил дать вам несколько дружеских наставлений, что я с большой охотой и делаю, – Гоголь улыбнулся в усы. – Я прочёл кое-что из ваших записей. «Зачарованная река» весьма недурна, если не брать в расчёт слишком великую замашку и горячий приём к делу. Но это от ребячества – это ведь первый ваш опыт?
Лишённая дара речи женщина кивнула.
– Попали мне в руки и ваши чернавские наброски, – продолжал классик, отводя со лба спутанную ветром прядь. – Не скрою, я и сам до сих пор пребываю в восторге от здешних мест. Относительно же заметок моё мнение таково: некоторыми фигурами речи они напоминают мне меня самого, но этим и оканчивается сходство. Всё остальное принадлежит вам и никем другим, кроме вас, не могло быть написано. Однако я столько натворил глупостей в моих сочинениях, что хотел бы сколько-нибудь помочь вам их избежать, обратив собственную беду в вашу пользу.
– Буду вам несказанно благодарна, Николай Васильевич, – Вера с лёгкостью и не без удовольствия переняла его манеру изъясняться.
– Вера Сергеевна, если вы сколько-нибудь верите тому, что я могу слышать иногда природу человека и знаю сколько-нибудь закон состояний, переходов, перемен и движений в душе человеческой, да последуйте моему совету.
– С величайшим рвением, – отозвалась Вера.
– Прежде чем браться за перо, – напутствовал Гоголь, – вообразите себе живо того, для кого вы пишите. Посадите перед собой кого-нибудь из своих знакомых, представьте себе его ум, пытливость, степень развития и, сообразуясь с этим, и пишите – слог непременно будет яснее. Не сажайте перед собою учёных мужей. Чем менее сведущ, менее понятлив будет воображаемый слушатель – тем лучше. Да хоть недоросля возьмите – делу только польза. Если вы сумеете рассказать так, что поймёт и младшая сестрица, и мелкий служащий, и простой ямщик – тогда смело отдавайте в печать. Рассказ понравится всем: и старикам, и щелкопёрам, и дамам, и профессорам – и всякий подумает, что писано для него.
– Но, простите меня великодушно, Николай Васильевич, неужели вы свои рассказы адресовали мелким служащим и ямщикам?
Гоголь улыбнулся и ласково погрозил ученице пальцем.