Живые и взрослые

Никита мнется. Это, конечно, Марина провернула, думает дядя Коля. Ой, Марина, ой, умница. Ну, не могла же она ожидать, что этот список ляжет к нему на стол.

– Если честно, Николай Михайлович, тут такое дело… меня за них очень попросили…

– Девушка, что ли?

– Бывшая, Николай Михайлович.

Ага, понятно. Девушку бросил, а самому теперь неудобно – решил, так сказать, искупить вину. Может, впрочем, оно и неплохо. Раз уж Марине так хочется на Фестиваль – пусть идет под присмотром. Как всегда: если что-то нельзя предотвратить – надо это возглавить и контролировать.

– Ну, если бывшая, тогда другое дело, – говорит дядя Коля и ставит подпись на последней странице. – Но учти, Никита, эти трое – под твою личную ответственность!

– Конечно, Николай Михайлович! – парень довольно улыбается.

Зря радуешься, думает дядя Коля. Случись что – я тебя, дурака, вытащу, и ты мне будешь по гроб жизни обязан. И вообще: ты бы никогда так не подставился, если бы знал Марину, как знаю ее я.

9

Интересно, думает Ника, они специально устроили Фестиваль летом, когда ночи совсем короткие? Если бы мертвые приехали зимой, у нас было бы минимум часов двенадцать без солнца, а не от силы шесть-семь. Вот и получилось: вроде мертвых пригласили – а их толком и нет. Днем гости заперты в отелях, в комнатах с опущенными темными шторами, а все концерты, круглые столы и встречи – только по ночам. Конечно, официально объявлено, что туда могут приходить все желающие, но Ника знает: это враки, состав участников каждый раз специально утверждается в штабе Фестиваля. Хорошо, что они с Гошей и Мариной просто дружинники: на круглых столах не выступают, в дискуссиях не участвуют, лишь следят за порядком. Их утвердили один раз (спасибо Никите), выдали им пропуска и форму, и теперь они свободно перемещаются между фестивальными площадками, словно между мертвыми мирами во время практики фридыха.

На фридых, конечно, времени не остается: ночью Фестиваль, а днем Ника вместе с Инной Биргер, Васей Портниковым и художником Мишей делает ежедневную фестивальную газету. Вообще-то Ника была уверена, что после того, как она отказалась написать статью про брахо Ивана, ее выгонят из «Молодости» – но ничего подобного, этот случай никто и не вспоминал, а когда Гирш сообщил, что во время Фестиваля они будут делать специальную газету «Молодость мира», Инна Биргер сразу сказала: ну, тут уж нам без Ники не справиться. Глупо, конечно, но Нике было страшно приятно.

Работа редакции начинается с восходом солнца, верстку вычитывают часам к четырем дня, и у Ники остается всего часов пять – короткий сон на диванчике в редакции, а потом ледяной душ, чтоб быстрей проснуться и бежать на Фестиваль. И в этом режиме почти неделю работает вся редакция газеты.

– Никогда бы не подумала, что в своем возрасте выдержу такой марафон, – говорит Инна Биргер, закуривая сигарету. – Но ведь потрясающе интересно! Я была однажды в Заграничье – но даже мне не приходилось видеть столько разных мертвых! Представляю, каково оно тебе.

– Да, потрясающе, – говорит Ника, стараясь хотя бы изобразить энтузиазм. Она-то была в Заграничье не раз и мертвых навидалась самых разных.

Хотя, надо признать, на Фестивале интересно: возможно, потому, что среди мертвых гостей были не только скучные функционеры и коммерсанты, но и молодые люди, искренне желавшие наладить контакт между мирами, разделенными Границей. Нике было интересно слушать их споры на круглых столах и дискуссиях, а концерты музыкальных групп напоминали о том дне, когда в лесу под Вью-Ёрком ярость и восторг захлестнули ее, заставив поверить в невозможное.

Сейчас она как раз спешит на выступление электрического трио «Ракета». Если верить программе Фестиваля, их песни обличают жестокость и эгоизм мира мертвых, но Ника знает цену таким анонсам: в конце концов, слов все равно не разобрать из-за оглушительной музыки и восторженного рева зрителей.

Инна Биргер выдыхает дым в темнеющее вечернее небо.

– Удачно тебе сходить на концерт, – говорит она. – Мне-то сегодня вести дискуссию на тему «Легко ли быть живым?».

– Вам тоже удачи, Инна Львовна, – говорит Ника, застегивая форменную курточку дружинницы. С нескольких метров такие куртки смахивали на мертвые, а вблизи заметны неаккуратные швы, да и ткань подобрали неудачно: Нике то холодно, то жарко.

Впрочем, может, это от волнения? Уже пять дней прошло, а от Лёвы никаких вестей. Вдруг Марина ошиблась? Вдруг ее обмануло желание увидеть Лёву? Или она просто выдумала эти слова – жди меня на Фестивале?

Но нет, Ника гонит от себя эти мысли. До конца Фестиваля десять дней, еще есть время, может, все получится.

В дверях Ника показывает пропуск и проходит в зал.

Удивительно, как на такие концерты удается попадать системщикам, думает Ника, рассматривая зрителей. Их наверняка ни в каких списках нет и быть не может – а то тут, то там мелькают парни и девушки с длинными волосами, перетянутыми ленточкой. Одного Ника знает: Сережа Вольфин, Левин одноклассник, несколько раз виделись у Гоши. Он тоже замечает Нику и приветственно машет.