Жизнь Аполлония Тианского

18. Повстречавшись в Олимпии с фессалийцем по имени Исагор, Аполлоний спросил его: «Скажи мне, Исагор, какой смысл во всеторжестве?» — «Клянусь Зевсом, да такой праздник для богов усладительнее и милее всего, что ни есть у людей!» — «Но из чего этот праздник состоит? Скажи, как если бы я спросил тебя, из чего состоит кумир, а ты бы ответил, что он сработан из золота и слоновой кости». — «Что ты, Аполлоний, из какого же товара может быть сработано бестелесное?» «Из самого знатного и многоразличного: тут и капища, и храмы, и — конечно же! — представления, и племена людские, частью ближние, частью дальние, а то и заморские. Да еще потребно для такого праздника множество ремесел и затей, и надобна истинная премудрость, так что не обойдется дело без стихотворцев и советников, и ученых бесед, да добавь ко всему этому ристания атлетические и мусические, как искони ведется на Пифийских играх». — «И все же сдается мне, Аполлоний, что соборный праздник не столь телесен, как сообщество граждан, и больше дивного в его сущности, ибо он собирает и съединяет славнейшее из славного и честнейшее из честного». — «А ежели так, Исагор, то станем ли мы вослед некоторым людям думать, будто невелико различие между этими вот мужами и кораблями или стенами? Или надобно нам придумать нечто иное?» — «Но ведь мы уже пришли, о тианиец, к окончательному и верному решению — вот и станем ему следовать, ибо это будет справедливо». — «Нет, ежели поразмыслить по-моему, то решение наше не окончательное: сдается мне, что мужи нужны кораблям, а корабли мужам и что люди и помышлять не стали бы о море, не будь у них кораблей, и касательно стен то же самое — стены обороняют граждан, а граждане обороняют стены. Соответственно и всеторжество есть собрание людей, но также и самое место, где надлежит людям собираться, — и насколько стены и корабли не явились бы на свет без труда рук человеческих, настолько же такие места руками человеческими преобразованы и лишены естественного своего состояния. Пригодными для собраний были они сочтены по причине природной благоустроенности, однако же, хотя загородки и навесы, и дома, и колодцы соделаны человеческим искусством, точно как стены и корабли, но вот Алфей и рощи, и поля для конных и прочих ристаний были здесь, без сомненья, прежде людей: река — для питья и мытья, пространная равнина — для скачек, долина протяженностью в стадий — как раз подходящего размера для ристателей, коим способно здесь и песок найти для присыпки, и гоняться взапуски, а здешние рощи — для венков победителям и для упражнений бегунам. Воистину, все это и пришло на ум Гераклу, когда прельстился он природными свойствами Олимпии[379] и порешил, что место это подходит для праздников, вплоть до сей поры усердно здесь устрояемых».

и еще о том, как посетил он прорицалище Трофония, и каков был ему от бога ответ (19—20)

19. Сорок дней проведя в Олимпии в премногих ученых беседах, Аполлоний объявил: «Я еще потолкую с вами, господа эллины, и побываю в ваших городах на праздниках, шествиях, таинствах, жертвоприношениях и возлияниях — просвещенный человек всюду пригодится! — а теперь пора мне отправляться в Лебадею, ибо не довелось мне еще спознаться с Трофонием, хотя и посетил я когда-то его храм». Сказавши так, он пустился в Беотию, однако же все почитатели его последовали за ним.