Жизнь Аполлония Тианского

Таким образом, привычный для исторического повествования разговорчивый герой, будучи перенесен в биографию, менял свою функцию. Разговоры главного героя новым способом служили традиционной и основной биографической задаче — изображению его жизни. Разговоры всех прочих героев служили столь же традиционной биографической задаче — сопоставлению, которое в данном случае достигалось пересечением основного характера с второстепенными в пределах одного жизнеописания (вместо обычного сравнения равнозначимых характеров в пределах сборника). Филострат выводит Аполлония рядом с самыми разными людьми, но сравнивает не жизнь с жизнью, а характер с характером — сопоставление оказывается дополнительным приемом для демонстрации признаков, отражающих душу главного героя. Однако этот дополнительный прием обладает самостоятельной ценностью: честный и простоватый Дамид[507], умный и осторожный Деметрий, удалой Менипп, благородный Фраот, мудрый Иарх, рассудительный Тимасион, трусливый Филолай, злобный и тоже трусливый Домициан и множество других персонажей, наполняющих книгу Филострата, придают ей нравоописательное разнообразие, совершенно не свойственное не только биографии, но и большинству исторических сочинений, за исключением разве что Геродота. Среди этой человеческой пестроты главный герой приобретает живость, которой, казалось бы, трудно ожидать от идеализированного «божественного мужа» и которая проявляется не в подвигах и философских рассуждениях, а именно в столкновениях с другими людьми. Аполлоний ласково подшучивает над Дамидом, дружелюбно вразумляет Деметрия, язвительно попрекает Диона и Евфрата неуместностью их политических разглагольствований после уже совершившегося государственного переворота, высмеивает кичливого индийского царя, легко уступает Иарху, постепенно приходит к соглашению с Феспесионом, утешает запуганных узников в римской темнице — каждый раз он говорит в соответствии с обстоятельствами, т. е. прежде всего применяется к нраву собеседника, как положено искусному ритору, всегда сообразующемуся со стилем партнера, будь этот партнер представителем противной стороны в тяжбе, оппонентом в философском споре или адресатом письма. Характер Аполлония приобретает конкретность, но эта конкретность не историческая, а романическая, потому что историзм Филострата, как уже говорилось, весьма условен. Беллетристическая конкретность вымышленных бесед и ситуаций в сочетании с условным историзмом составляют исторический роман или его разновидность — роман историко-биографический.