Жизнь Артемия Араратского

Прошян, ссылаясь на выступление А. Д. Ерицяна, писал о том, что Араратян достиг чина "действительного статского советника", пользовался любовью и уважением министров и высокопоставленных лиц, что он был дорогим гостем салонов и своим природным легким остроумием и талантом веселил и доставлял всем удивление". Прошян говорит о письмах (1815—1816 гг.) Нерсеса Аштаракского, впоследствии католикоса (1843—1857), в которых он обращался за содействием к проживающему в Петербурге Артемию Богдановичу Араратскому. Наконец, он ссылается на "Собрание актов, относящихся к обозрению истории армянского народа",[119] где перепечатана из французских газет полемика Араратского — в 1818 г. с известным парижским профессором-арменистом Шаганом Джерпетяном. Из этого же печатного источника сообщается факт, что во время пребывания в Париже Араратский рисовал и печатал усыпальницу с текстом армянского киликийского царя Левона VI Лусиняна в Келестинском соборе в Париже.[120]

О пребывании Араратского в Париже упоминается и в брошюре Аракела Араратяна. Она посвящена деятельности Иоанна Воскерчянца, учителя Араратского.[121] Воскерчянц по просьбе Араратского составил краткую хронику важнейших событий на Кавказе в конце XVIII века. Хроника Воскерчянца была издана Араратским в Париже на французском языке.[122] Автором перевода был известный ориенталист (китаист) Ж. Клапрот.

В предисловии указывается на научное значение записок Воскерчянца, "содержащих малоизвестные в Европе географические и исторические сведения о Кавказе". Здесь же сказано о том, как Арутюн (Араратский) переводил армянский текст "слово в слово" на русский язык, а Ж. Клапрот с русского переводил на французский (с. IX).

В августе 1823 г было основано в Москве "Общество любителей древности при армянском учебном заведении гг. Лазаревых", которое имело предметом занятий "изыскание достославных событий о древней Армении". В числе действительных членов общества находим и "губернского секретаря" Артемия Араратского.[123]

К Араратскому и его книге одним из первых в наши дни обратился В. А. Парсамян, автор монографии о Грибоедове. Исследователем было высказано предположение о возможном личном знакомстве Араратского с Грибоедовым еще в Петербурге по "одновременной работе в госуд. коллегии иностранных дел". Араратский мог быть переводчиком по департаменту азиатских дел, где состоял на службе Грибоедов. В период 1804—1824 гг. переводчиками с армянского были Маркар Захарович Хоченц, Александр Макарович Худобашев и Иван Якимович Лазарев. В официальных справочниках имени Араратского нет. Более вероятно предположение В. А. Парсамяна о возможной встрече Грибоедова с Араратским в дни русско-персидской войны. "Одно ясно, — пишет В. А. Парсамян, — Грибоедов не мог в своих путевых записках случайно вспомнить Араратяна, когда около Алагяза перед ним открылся Арарат".[124] Но что может означать только упоминание имени Араратского ("Артемий Араратский")?[125] Оно может означать то, что Грибоедов вспомнил книгу Араратского, которую он, по всей вероятности, знал, или другое: не имеется ли в виду встреча с ее автором? Второе предположение более вероятно. Оно подтверждается записками H. H. Муравьева-Карского, который именно в это же время (ноябрь 1827 года) встретился с Араратским в Эчмиадзине.

Ввиду скупости свидетельств русских современников об Араратском "портрет" его, написанный H. H. Муравьевым под свежим впечатлением встречи, приобретает особую значимость: "В Эчмиадзине, — пишет он, — познакомился я с Араратским. Человек сей по странности своей заслуживает, чтобы о нем в нескольких строках здесь упомянуть. Араратский — бедный армянин, родившийся в предместье монастыря в бедном звании. В молодости своей возымел он страсть к путешествиям и пустился по свету без всяких средств; он таскался очень долго по Европе и Азии, кажется, был и на северных берегах Африки, жил вспомоществованиями, несколько себя образовал, оделся по-европейски и принял наши обычаи, научился несколько языкам и написал небольшую книгу о своих путешествиях; странностью своею приобрел он себе много знакомых и людей, принимавших в нем участие. Он не имеет никакой собственности, так же беден, как и прежде был, любит много говорить, не может нигде ужиться и под старость лет своих, возвратившись на родину, поселился в монашеской келье, где занимается, иногда выбегает, дабы познакомиться с проезжими и рассказать им прошедшее и предположения свои на будущие путешествия свои, в кои он сбирается и для коих сборы его будут, вероятно, не велики, ибо он никогда не заботился ни о платье своем, ни о пище, ни об опасностях в дороге. Название Араратского дал он себе в воспоминание горы, соседственной его родине. Кочевая жизнь его соделала его совершенно странным явлением; но он не имеет ничего приятного в обществе и на первых порах надоест своею болтливостью. Ему было тогда уже около 50-ти лет по крайней мере и, кажется, он имел слабость к напиткам".[126]