Два важных документа, относящихся к общественной деятельности Араратского, были опубликованы С. Г. Арешян. В 1814 г. Араратским в знак "беспредельной благодарности святой русской земле" был преподнесен в дар петербургской Публичной библиотеке представляющий значительную ценность рукописный сборник древнеармянских духовных гимнов (Шаракан) с превосходными миниатюрами и украшениями, собственноручной дарственной надписью Араратского на армянском языке.[127]
В сопроводительном послании Араратского на имя директора Публичной библиотеки А. Н. Оленина, написанном в том же стиле, что и его "Жизнеописание", говорилось: "Родясь в древней Армении <...> я от младенчества почти до совершенных лет испытывал в отечестве моем одни только бедствия. Чудному промыслу божию отношу я то терпение, коим переносил все мои страдания; невидимый перст его управлял путями юности моей и до сего дня; его благий промысл наконец изведя меня из земли, в коей сея слезы, пожинал одни только болезни и мучения, — водворил на земле обетованной — России! Здесь впервые я вздохнул свободно — без боязни <...> здесь обрел я совершенное благополучие: мир души моей и утешение..."[128]
До какого времени Араратский был в Петербурге, чем он занимался до поездки в Европу? Об этом пока что ничего определенного сказать нельзя. В Петербурге, в период 1800 по 1815 г., до поездки в Париж Араратский, по всей вероятности, занимался торговыми операциями. Ими он продолжал заниматься наряду с литературными делами и в годы пребывания в Европе. По свидетельству Иоганна Буссе, в Париже Араратский "как доверенное лицо выполнял торговые поручения своих соотечественников".[129]
В послесловии И. Г. Буссе к немецкому изданию книги Араратского (оно было переведено и перепечатано и в английском издании) содержатся некоторые любопытные сведения об авторе. "Наш Артемий нашел врагов в Петербурге, — пишет Буссе, — как мне сообщили оттуда. Он найдет их наверно под любым небом, ибо в его характере побеждает южный темперамент. В силу того что он не может побороть свой характер, то, конечно, он нигде не найдет покоя, что вообще мало кому дается. <...> Каждый из нас встречал, вероятно, среди этого (армянского) народа благородных натур и эти примеры (имеются в виду эпизоды жестокости в книге Араратского,—
Каково было официальное положение Араратского, каких он чинов достиг? В ходатайстве на имя обер-прокурора Синода Голицына в защиту нухийских армян, датированном 15 июля 1815 г., он именует себя "коллежским секретарем", в списке "действительных членов" "Общества любителей древности", основанном при Лазаревском институте восточных языков в 1823 г., Араратский назван "губернским секретарем". А. Д. Ерицян в 1881 г. сообщал, что Араратский умер в чине "действительного статского советника". Во всяком случае очевидно одно, что он принадлежал к числу видных представителей армянской колонии в Петербурге. "Благодаря природному остроумию, — писал А. Д. Ерицян об Араратском, — он имел доступ в дома некоторых знатных особ... К его содействию прибегали многие из его соотечественников".[130]
До недавнего времени мало было известно о патриотической деятельности Араратского. Исследования последних двух десятилетий внесли много нового. Выявлены документы, помогающие прояснению облика Араратского как общественного деятеля, при посредстве которого нередко осуществлялось сношение католикоса как политической главы армянского народа с русскими правительственными кругами.[131]
На Араратского возлагались порою нелегкие задачи. В этом отношении весьма показательны его действия по делу нухийских армян.
Армяне при персидском владычестве в закавказских ханствах платили особую дань за веру, за то, что они христиане, так называемые дин-ипаги. После того как Нухинское ханство вошло в состав России, вновь назначенный и покровительствуемый русскими военными властями Джафар-Кули-хан продолжал взымать у армянского населения дополнительную дань за веру. Триста армян-нухийцев обратились к главнокомандующему русскими войсками на Кавказе с просьбой отменить незаконную дань. В ответ на эту просьбу 25 армян были сосланы в Сибирь как главари "бунта". Судьба их стала предметом забот армянской колонии в Петербурге, и тяжелую миссию их защиты берет на себя Араратский.
Он специальным обстоятельным письмом обращается к обер-прокурору Синода, Голицыну, доказывая невиновность сосланных, что они обратились к русским военным властям не "по побуждению духа возмущения", а с надеждой, что оградят их, защитят от притеснений и произвола, чинимых ханом. "Да и что сия горсть безоружных людей, — писал Араратский, — пришедших из далекого места своего жилища к командующему войсками, могла что-либо другое нести в чувствах своих, кроме покорности и смирения".[132]