В ту ночь я наслушался самых удивительных историй. Я уже не протестовал, не спорил. Наоборот, поддакивал и время от времени добавлял, так сказать, жару в огонь. К тому времени я уже сидел у костра. Забава была преотличная. Разумеется, я так и не узнал, что это за люди и что привело их ночью на остров, но и меня перестали спрашивать, кто я такой и куда делись мои товарищи. Одно из правил поведения на Большой Реке — будь тактичным — стало теперь обязательным для обеих сторон.
Задымилась река, над ней поднялся густой предрассветный туман. Издали послышался тихий плеск весел. Все у костра повставали. Мой недавний противник хлопнул меня по плечу и сказал без церемоний:
— Слушай-ка, гринго! Давай проваливай. Тут тебе нечего делать, не на что смотреть, И знаешь… держи язык за зубами!
На прощание я пожелал им успеха:
— Quo vaya bien, amigos![35]
Уходя, я весело посвистывал и ни разу не обернулся. Не стоило удовлетворять свое любопытство ценой установленных «хороших отношений».
Когда я вскарабкался на обрыв, сквозь туман уже просвечивало солнце. На пляже было пусто. Ни людей, ни лодок, ни тюков. Куда-то уплыли. А то, что вместе с ними уплыла паша посуда и любимый чайник, — это уже печальное доказательство того, что незнакомцы не выдержали стиля до конца. Вицек рассказывал мне потом, что видел, как они собирают посуду, и в душе чертыхался. Но что он мог сделать? Отправился спать. Когда я вернулся, он храпел в палатке.
«ЭЛЬ ДОРАДО»
Приближался конец плавания, но не для меня, конечно, а для Винцентия. Его звали какие-то дела в далеком мире. Мы достигли острова Корпус Кристи, где по составленному еще в Ла Кахуэре плану должны были встретиться с младшим сыном дона Хуана Лялё.
Нас уже ожидали. Старший брат доставил сюда Лялё на автомобиле, проехав добрых две сотни километров. С помощью рыбака они переправились на остров. Винцентий уезжал в спешке. Не нашлось даже времени для подобающей прощальной церемонии.
Позволю себе небольшое отклонение от темы. Позднее я узнал, как выглядело возвращение Винцентпя в лоно цивилизации. На рыбацком челне он доплыл до берега, потом дошел со своим рюкзаком до дороги, а дальше — сумасшедшая езда на автомобиле до Посадаса, прямо к аэродрому. Вечером того дня он был уже в Буэнос-Айресе, там уложил чемодан, и снова на аэродром.
Стартовав с дикого острова посреди Большой Реки, он на третий день приземлился в скованном морозами Нью-Йорке. Небольшим представляется этот мир с самолета. Но каким же он большим кажется из байдарочки! И, на мой взгляд, более привлекательным.
И вот мы остались вдвоем с Лялё. Мы решили день-другой задержаться на острове, чтобы новый член экипажа мог втянуться в ритм лагерно-экспедиционной жизни. Перемена была существенная. О Винцентии, настоящем моряке и человеке с большим житейским опытом, я уже рассказывал. Лялё, родившийся и выросший в Мисьонесе, еще ни разу не высовывал носа за пределы Красной Земли, Впрочем, нужной сноровки и у него было достаточно. Как всякий стопроцентный мисьонеро, он был запанибрата с лесными дебрями и с рекой. Заканчивался двадцатый год его жизни. Великолепный возраст!
Здоровенный парень, как все Шиховскпе. Широкий в плечах, сильный, как бык, с медленными, словно бы ленивыми движениями. Но эта последняя черта была лишь видимостью: любое его неторопливое движение было поразительно целесообразным, экономным. Это характерная особенность местных людей, сжившихся с девственной природой. Быть может, он растерялся бы на улицах большого города, но только не в лесу, не среди быстрин и водоворотов реки.
Он был еще и страстным рыболовом. Настоящим, какие бывают на верхней Паране, а не рыболовом воскресного дня. И поэтому рыба стала теперь самой большой нашей страстью. Целый вечер мы говорили об «эль дорадо».
«Дорадо» на испанском языке означает «позолоченный, блестящий». С описанием ловли «золотой рыбы», известной как деликатес верховий рек Параны и Уругвая, я встречался в английской специальной литературе. Вот как далеко распространилась «спортивная слава» этой любопытной рыбы! Я запомнил такое высказывание: «Чем лучше, чем ближе знакомишься с дорадо, тем больше начинаешь ее уважать». О ее жизни и привычках мы знаем очень мало. Дорадо никогда не ловится в море или даже в устье Ла-Платы. И хотя в словаре морских рыб название «дорадо» встречается, оно означает иную рыбу, только золотым оттенком чешуи напоминающую подлинную дорадо, которая встречается лишь в больших реках Южной Америки.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное