Жизнь Большой Реки

Осторожно, не давая течению унести нас, мы на почтительном расстоянии выше пенящегося участка плывем к парагвайскому берегу. Но это берег не реки, а острова. Он называется тоже Апипе, площадь его составляет несколько десятков квадратных километров. Омывающий его северный рукав Параны абсолютно не пригоден для плавания. Единственный проход, единственное мало-мальски глубокое место находится на противоположной, южной стороне. Называют его «главным фарватером» или «нейтральным каналом». По нему проходят суда с осадкой не более полутора метров, так что самое глубокое место на этом участке Большой Реки довольно-таки мелкое. Ширина прохода, слегка изгибающегося в виде латинской буквы «S», всего 30–40 метров. На дне скала, по бокам тоже скалы. у

На берегу виднеются три архипримитивные хижины — хозас. Две стены из хвороста, обмазанного глиной, две висящие циновки из тростника и аира, крыша из пальмовых листьев, пол натуральный, земляной. Жилища речных людей выглядят сооруженными на скорую руку. Но удивляться нечему: слишком часто здесь бывают наводнения, а ни одно здание не выдержит напора вздыбленных вод. Поэтому строят «как-нибудь» и живут от наводнения до наводнения.

Наше появление, и прежде всего необычная лодка, каких здесь не видали, естественно, вызывает у парагвайских островитян приличную сенсацию. Однако они не проявляют настойчивого любопытства, не досаждают нам, не пристают с расспросами. Помню сценки у пристани Посадаса, а потом и у многих пристаней нижней Параны: забрасывающая нас бестолковыми вопросами навязчивая толпа любопытных, от которых трудно было избавиться или спастись. Здесь мы услышали лишь несколько дельных замечаний: где пристань, где вытащить байдарку на берег. И что лучше привязать ее к дереву, потому что вода в реке поднимается. А потом — протянутая рука с мате.

Нас приглашают под тень пальмового навеса. Угощение нам не по вкусу. В Парагвае йербу заливают не горячей, а, наоборот, холодной водой. Такой напиток называется тарарира. Он хорошо утоляет жажду, но, увы, отдает сеном. Однако мы пьем его, не пропуская своей очереди, чтобы не обидеть хозяев. Разговор достойный, солидный. Мы попросту констатируем, что погода такая-то, что жара, что давно не было дождя, но что там, в верховьях, ливни, пожалуй, прошли, так как вода прибывает и прибывает.

Речные люди видели на байдарке аргентинский флажок и поэтому обращаются к нам по-испански. Перед этим я слышал, что между собой они общаются на языке гуарани.

Лялё незаметно толкает меня и показывает глазами на детей. Они сидят на сложенных у высокого берега досках, как куры на насесте, и сверху рассматривают байдарку. Я спустился к лодке, вытащил плитку шоколада и банку сгущенного молока с сахаром. Поделенная на дольки плитка моментально исчезла в ребячьих ртах. Я вскрыл банку с молоком и вручил одному из мальчуганов. Он что-то пискнул в благодарность и удрал в кусты. За ним помчались остальные. Присели на корточки, образуя тесный круг. В центре стояла банка с молоком. В нее окунали палочку, которую затем облизывали. Палочка переходила из рук в руки по очереди, не минуя никого. Оказалось, что и неделимый подарок может быть разделен по справедливости.

В ходе разговора я спросил хозяев о том, что за странное судно стоит на якоре в нескольких сотнях метров от берега. Все это время на нем не было видно ни одной живой души.

— Эспиадор, — ответил один из мужчин и добавил, как бы поясняя: — Эспиадор аргентино.

Я невольно посмотрел на вбитый в землю шест и свисающий с него парагвайский флаг. Мы в Парагвайской республике, а эти шалаши, этот пальмовый навес — пристань. Без шуток, пристань Апипе. Правда, здесь нет сооружений, оправдывающих слово «пристань», нет даже намеков на что-то вроде причала. Когда к такой пристани подойдет пароходик или моторная барка, с них просто перекидывают на берег доски и по ним, в зависимости от уровня воды в Паране, поднимают или сносят грузы.

Лишь теперь я начинаю понимать, что один из хозяев — полицейский, жандарм, во всяком случае лицо официальное. Об этом свидетельствуют форменный пояс и револьвер, торчащий из кобуры. Больше он ничем не отличается от остальных. Типично индейские черты лица, полотняные брюки с высоко закатанными штанинами и босые ступни. Парагвайцы обращаются к нему со словом «команданте».

Этого представителя власти, однако, не заинтересовало ни наше неожиданное появление, ни аргентинский флажок на байдарке. Он не задает нам испытующих вопросов. Ведь он здешний житель и уважает обычаи, царящие на Большой Реке.

Лаконичное объяснение, что безлюдное судно вдалеке — это аргентинский эспиадор, слегка меня обеспокоило. По-испански «эспиа» значит «шпион», «эспиар» — «шпионить». Грязные это слова, а на границе в них слышится еще более неприятный привкус. Пробую пошутить:

— Ми команданте, причаливает ли время от времени этот аргентинский эспиадор к здешней пристани?

Он не понял меня и даже поразился моему невежеству: