Жизнь Большой Реки

Все было бы хорошо, если бы не «разница во взглядах» вот на что: стоило при нем закурить, и флегматичности у него как не бывало. Он моментально просыпался и впадал в ярость. На комичной мордочке появлялась гримаса отвращения. Коати спрыгивал с моих колен, беспокойно вертелся и выхватывал лапками торчавшую изо рта папиросу. Он ее немедленно швырял за борт. Потом долго фыркал и недовольно пыхтел, прежде чем снова укладывался спать. При новой моей попытке закурить сцена эта неизменно повторялась. Когда я пытался спасти папиросу, держа ее в вытянутой руке, коати буквально впадал в истерику, пробовал карабкаться по мне, как по дереву, чтобы дотянуться до ненавистного источника дыма и смрада.

Для плывущих на байдарке двух курильщиков удивительная идиосинкразия зверька становилась серьезной проблемой. Посудите сами, что мы должны были делать? Приставать к берегу и только там, отойдя на подобающее расстояние, выкуривать свои папиросы? И все лишь потому, что четвероногий пассажир не выносит запаха табака? Это, пожалуй, чересчур! Мы пробовали прибегать к всевозможным уловкам. Но не помогали ни ласковые уговоры, ни попытки настоять на своем. Коати попросту не позволял курить в своем обществе и был дьявольски упрям.

Ничего не поделаешь, мы довольно долго мучались, но в конце концов победителем оказался зверек. Пришлось высадить пассажира на берег и предложить ему снова вернуться к дикой жизни. Расстались мы дружелюбно. На прощание он доел последнюю банку сгущенного молока. Мы закурили папиросы, и он тут же вскарабкался на дерево.

«Первый конфликт на границе. Нас взяли под арест».

Эта запись выглядит серьезно. Но «первый конфликт на границе» был, кстати, и единственным за все время плавания.

Полулежа под натянутым тентом и лишь время от времени делая взмах веслами, мы предоставили себя течению. Река спокойная, жарко. До аргентинского берега, медленно проплывающего мимо нас, пожалуй, около километра, а до парагвайского гораздо больше. На аргентинском берегу стоит несколько человек. Они машут нам, подают какие-то сигналы. Помахали и мы. Кричат. Расстояние большое, слов мы не разбираем. Впрочем, нам-то что за дело? Это какие-то рыбаки или охотники. Мы преспокойно плывем дальше. Но они сталкивают в воду большую лодку с двумя парами весел, быстро гребут. Хотя мы отплыли довольно далеко, они приближаются, идя нам наперерез. Теперь я отчетливо вижу: один у руля, двое гребут, четвертый стоит на корме. Что все это может означать?

— Давай приналяжем немного. У меня сейчас нет настроения заводить знакомства.

Сильные удары веслами, байдарка летит так, что смотреть приятно, мы снова отдаляемся.

Резко щелкнул выстрел. Потом второй, третий. Пули, рикошетируя, прыгают по поверхности воды перед нами. Я помню из описаний морских сражений, что предупредительный выстрел перед носом корабля означает приказ остановиться. Но здесь, на реке, это выглядит плохой шуткой. Однако преимущество на их стороне. Кладем весла, ждем. На всякий случай я держу под руками прикрытый полотенцем пистолет. Лодка быстро приближается. Тот, который стоял на корме, откладывает в сторону карабин и поднимает тяжелый багор. Это уже слишком! Резиновая байдарка, зацепленная острием багра на середине реки? Во мне проснулся лев. Длинную тираду, которую я прокричал, повторять сейчас не стану, она не годится, пожалуй, для печати. Во всяком случае в ней без обиняков я сообщал, что думаю о детине, не умеющем вести себя как следует. Эту образную речь я закончил спокойным и рассудительным вопросом:

— Чего вы хотите?

Они казались слегка растерянными. Минуту молчали. Тот, что стоял на корме, отложил багор и снова поднял карабин.

— К берегу!

К берегу так к берегу. Выбора не было. Для объяснений время еще наступит. Они плывут рядом с нами. Искоса приглядываемся к ним. Выражение лиц у них серьезное, я сказал бы даже грозное. Их одежда не о многом говорила: серые полотняные рубашки, такие же штаны. Все четверо в высоких резиновых сапогах. Все без головных уборов. К лавкам прислонены еще два карабина, за поясом у рулевого большой пистолет. Я присматриваюсь внимательней и облегченно вздыхаю. Это же военные карабины, служебное оружие! Теперь я знаю, какие «пираты» захватили нас: это префектура маритима, речная погранохрана. А так как они сопровождают нас к аргентинскому берегу, я у себя дома.

Теперь у меня преимущество перед ними, так как я знаю, с кем имею дело, а им о нас ничего не известно. Поэтому можно и позабавиться. Грустным голосом я прерываю унылое молчание:

— Ничего не укажешь, повезло вам, таких контрабандистов поймали!

Молчание. Я продолжаю:

— Но мы не сопротивлялись, не пытались убежать. Наверное, теперь-то вы не будете в нас стрелять? Вас и так ожидает награда.

Молчание. Одновременно борт о борт утыкаемся мы в берег. Я шарю в байдарке все еще под направленным в нашу сторону дулом карабина. Вытаскиваю присланную доном Хуаном бутылку рома.

— Кабальерос[47], нет ли у вас под руками штопора?