Мы еще не знали в то время, что даже западные демократии не захотят или не смогут предотвратить «перекройку» Европы Сталиным на подобных или даже более радикальных принципах, но уже под новым руководством. В воспоминаниях Корделла Халла упоминается замечание, сделанное Рузвельтом 12 февраля 1943 г., что все страны, сражавшиеся на стороне Германии, согласно решению конференции в Касабланке ожидает одна судьба – безоговорочная капитуляция. В июне в передовой статье лондонской «Таймс» о мирных инициативах Венгрии это было еще раз подтверждено. На Тегеранской конференции в конце ноября – начале декабря 1943 г. и позднее Британия высказывалась за открытие второго фронта на Балканском полуострове, предприняв для этого отвлекающий маневр с якобы вторжением во Францию. Я твердо убежден, что открытие фронта на Балканском полуострове в 1943 г., приняв во внимание зависимость Германии от румынской нефти, венгерских бокситов и югославской железной руды и от поставок продовольствия из стран Юго-Восточной Европы, значительно ускорило бы окончание войны. Я признаю, что мы не могли и подумать, что Великобритания полностью откажется от защиты своих интересов в нашей части Европы. Случилось так, что наше правительство без моего ведома установило радиосвязь со штаб-квартирой войск союзных держав в Каире. Еще до моего визита в Клессхайм премьер-министр Каллаи посетил Муссолини в Риме и сделал ему предложение предпринять совместные действия, объединив усилия трех стран – Италии, Венгрии и Румынии, и, возможно, привлечь к ним Грецию и Турцию. Однако Муссолини предпочел подождать и посмотреть, как будут развиваться события, и только тогда начать действовать; вероятно, он считал, что попытка союзников высадиться на Сицилии будет отбита. Спустя несколько месяцев дуче был свергнут его ближайшими соратниками – Большим фашистским советом с помощью Бадольо и итальянского короля.
В Будапеште никто не сомневался в скором переходе Италии на сторону союзников. Казалось, высадка десанта на побережье Далмации была неизбежна. Эти ожидания не сбылись, и немцы воспользовались возможностью стабилизировать свое положение в Италии. Когда 8 сентября Италия капитулировала, они ожидали немедленного захвата Рима союзниками, а возможно, и десанта в районе городов Пиза—Специя.
Является неоспоримым фактом, что требование о «безоговорочной капитуляции», выдвинутое Рузвельтом в Касабланке и поддержанное Черчиллем, заставило Гитлера продолжать войну еще в течение почти двух лет, хотя уже было ясно всем, что поражение неизбежно. Сама возможность капитуляции, мысль о том, что придется сдаться на милость врага, побуждала немецкий народ и немецкие войска сражаться с мужеством отчаяния. Даже в нашей стране некоторые политики, зачастую из чувства противоречия, понимая, что они зашли слишком далеко, чтобы было возможно отступить, или же из боязни прихода коммунистов в первый раз потребовали предоставить все наши ресурсы в пользу Германии. По просьбе Каллаи 4 мая я продлил работу парламента на неопределенное время, но это не помогло прекратить агитацию ни со стороны ультраправых, ни со стороны ультралевых партий и групп. Независимая партия мелких собственников предъявила 31 июля 1943 г. меморандум, в котором содержалось требование «сделать все возможное, чтобы вернуть Венгрии независимость, свободу и нейтралитет в войне», и если будет необходимо, то и выступить на стороне Британии. 2-я венгерская армия под командованием генерала Яни вернулась с Восточного фронта в Будапешт[84]
. Я вместе с правительством полагал, что было бы желательно иметь на всякий случай под рукой наши военные части. По этой причине я отказал Гитлеру в его просьбе послать три венгерские дивизии на Балканы, где нарастало сопротивление партизан немецким войскам, но уступил его настоятельному требованию оставить отдельные части в России для обеспечения коммуникаций[85].Премьер-министр Каллаи также исполнял обязанности министра иностранных дел. По его предложению я назначил Енё Гици министром иностранных дел 24 июля 1943 г. и Андора Сентмиклоши его парламентским секретарем. Гици был близок Каллаи и мог принять на себя огонь немецкой критики.