Жизнь для Венгрии. Адмирал Миклош Хорти. Мемуары. 1920—1944

Отношения с Берлином ухудшались с каждым месяцем, на это влияли публикации в иностранной прессе о сближении Венгрии с нейтральными странами и ее усилиях добиться сепаратного мира, что было неверно. Сепаратный мир был невозможен, поскольку наши границы располагались на слишком большом расстоянии от границ западных держав. Несомненно, именно в связи с этими сообщениями в прессе Риббентроп в конце года отправил своего специального представителя с секретной миссией в Будапешт. Информация, которую предоставил ему германский посол в Венгрии фон Ягов, показалась ему недостоверной. Немецкий представитель доктор Эдмунд Веезенмайер для прикрытия своей политической деятельности представлялся как специалист, интересовавшийся вопросами добычи нефти в Венгрии; он поддерживал контакты с бывшим премьер-министром Имреди и его ближайшим окружением. Мы не привыкли к этим неофициальным методам дипломатии, и я потребовал и добился отзыва Веезенмайера. Это дело и другие вопросы я обсуждал с фон Папеном, немецким послом в Анкаре, который принял приглашение принять участие в охоте в декабре. Я показал ему документ, который Немецкий союз выслал Нойбахеру, немецкому представителю на Балканах. Это был план раздела Венгрии на этнические административные единицы и инкорпорирования их на федеральной основе в национал-социалистский рейх. Фон Папен знает, что я не делал из этого секрета, когда излагал свое мнение немецкой стороне. Позднее меня обвинили, как мне стало известно, в том, что я вел секретные переговоры за спиной немцев. После войны сын фон Папена был так любезен, что предоставил мне копию письма, которое его отец выслал в декабре 1943 г. Веркмайстеру, немецкому поверенному в делах в Будапеште. Фон Папен написал, что, по его мнению, можно многого добиться, если восстановить сердечные отношения с Венгрией. По его словам, убеждение, что мы были в одной и той же лодке и должны были вместе или выплыть, или пойти ко дну, было всеобщим. Так же как чувство отчаяния и страха перед будущим, особенно когда победа при помощи оружия более уже не считалась возможной. В своем письме он также констатировал, что то же самое сообщают те осведомители, которых Венгрия имела за рубежом. Я часто обсуждал с ним этот вопрос и утверждал, что их деятельность полезна, от них мы получаем ценную информацию, поскольку для Венгрии важно знать, как смотрят на ситуацию американцы и англичане. 12 декабря американский государственный секретарь Корделл Халл сделал «предупреждение» правительствам Венгрии, Болгарии и Румынии; он заявил, что им придется почувствовать на себе последствия того сокрушительного поражения, которое Объединенные Нации готовятся нанести Германии.

Но каким образом могло быть восстановлено взаимное доверие между нами и гитлеровским правительством после того, как Венгрия оказалась в нацистском списке стран, потерявших доверие? В планах реорганизации Европы, независимо от того, какую они примут форму, в любом случае нас ожидает судьба вассального государства. Для нас же, твердой решимостью отстаивавших право Венгрии на независимость, был невозможен любой компромисс.

Эта задача представляется простой сейчас, а в то время она таковой не была. Сложность нашего положения привела к ожесточенному столкновению мнений в нашей стране, и невозможно скрыть тот факт, что каждый, кто занимал ответственный пост, переживал свой внутренний конфликт. Правое крыло правительственной партии в феврале 1944 г. направило официальное обращение к премьер-министру, в котором выражалось сомнение в том, что Британия уже выиграла войну. Победа коалиции вражеских государств, как было справедливо отмечено в обращении, не отменяет коммунистической угрозы. «Если Германия потерпит поражение, коммунизм триумфально победит, и тогда горе всей Европе».

Ситуация, сложившаяся в Южной Италии, привела к низложению короля Виктора-Эммануила III; в Югославии британцы отказались от поддержки Михайловича и признали Тито; Россия разорвала дипломатические отношения с польским правительством в изгнании. Все эти факты не внушали оптимизма, от них было нельзя просто отмахнуться, хотя левая оппозиция, подвергшаяся резкой критике в обращении, просто проигнорировала их. Авторы обращения сильно навредили себе, настаивая, что немецкие войска должны, по крайней мере, оставаться на своих оборонительных позициях в нашей стране, независимо от своего статуса – оккупантов или союзников. Именно этого наше правительство и я непременно хотели избежать. Невозможно было принять немецкий курс, как называли его некоторые политики, и потому, что он готовился к «окончательному решению» еврейского вопроса: это означало, что мы должны были согласиться на уничтожение около 800 тысяч евреев[86]. Я лично постарался прояснить ситуацию для Гитлера, как во время встречи с ним, так и в письме, подчеркнув, что такое дикое решение противно гуманизму и человеческой морали, что оно подорвет основы законности и порядка; к тому же это скажется на производстве.