Наше утлое суденышко-государство бросало в бурном море политики из стороны в сторону между Сциллой и Харибдой. Наш премьер-министр Каллаи делал все возможное, чтобы выиграть время. Я сосредоточил все свое внимание на военных делах, чтобы мы были готовы встретить опасность, откуда бы она ни грозила.
«Венгрия, – писал я Гитлеру примерно в таких выражениях, – взирает в тревоге на свои войска, находящиеся так далеко от дома; она помнит о своих тяжелых потерях, которые понесла плохо экипированная венгерская 2-я армия во время зимней кампании 1942–1943 гг. Исторические и духовные узы, которые связывают венгров со своей родиной, достаточно сильны. Венгры великолепно сражаются тогда, когда за ними границы страны. Эти границы – предел их политических амбиций, предел их духовных сил. Для того чтобы венгры лучше сражались, их границы должны быть близки, у них за спиной. Случилось так, что войска понадобились для достижения иных целей. Военные действия приближаются к границам Венгрии, и эти войска скоро потребуются для защиты их собственной страны. Эффективно их можно использовать только в Карпатах[87]
. Мне нет необходимости повторять, что мы полны решимости оборонять нашу страну от врага на любом направлении со всей нашей мощью. Более того, важно, чтобы мы делали это сами, мы защищаем наши границы и берем всю ответственность на себя. Это наш долг перед нашим народом. Один из наиболее горьких уроков 1918 г. – это отсутствие венгерских войск именно в то время, когда они были нужны для защиты нашей страны. Теперь для нас реальна угроза с Востока. Фронт приближается с каждым днем. Нам необходима наша армия и ее оружие, и она может принести гораздо больше пользы Венгрии и нашему общему делу, сражаясь дома, а не вдали от нее. Ее возвращение необходимо в деле обороны Венгрии».В том же самом письме я указал на то, что предложение Германии использовать венгерские войска для оккупации Южной Трансильвании очень сомнительно перед лицом той ненависти, которую испытывает румынский народ к Венгрии и которая разжигается всякими пропагандистами. Следовало бы принять во внимание возможное совместное выступление румын на севере и юге Трансильвании. Нам было известно о контактах Бенеша и Юлиу Маниу, председателя Национал-цэранистской партии в Трансильвании, и о постоянных заверениях Бенеша, что Советская Россия поможет румынам вернуть себе Трансильванию. Наконец, в этом письме к Гитлеру я выразил нашу обеспокоенность в отношении Будапешта, который, вне всякого сомнения, был «духовным, политическим, экономическим и военно-промышленным центром» страны, поэтому нам не следует подвергать его серьезной опасности воздушных налетов противника в случае концентрации немецких войск вокруг него.
Я напрасно ожидал ответа от Гитлера. Мое письмо было сигналом для него начать разрабатывать план «Маргарете I». Это был военный маневр с целью «обезопасить Венгрию». До нас доходили известия о концентрации немецких войск в Бургенланде, и немецкий посланник фон Ягов не собирался опровергать эту информацию. Во время встречи с Гици, нашим министром иностранных дел, он выразил протест против лживых обвинений, что немцы якобы собираются оккупировать Венгрию. Первоначальный план «Маргарете I», как я узнал позднее, предполагал осуществление совместной военной операции немецких, словацких и румынских войск с целью избавиться от меня как политика.
О готовящемся решении стало известно, когда немецкий посол Дитрих фон Ягов, член нацистской партии[88]
, сменивший на посту последнего профессионального немецкого дипломата Отто фон Эрдмансдорфа, посетил меня поздно вечером 15 марта во дворце, когда я только что вернулся после торжественного представления в опере по случаю нашего национального праздника, и вручил мне послание от Гитлера. Он приносил извинения за то, что не мог ответить на мое письмо раньше, сославшись на недомогание. Вопросы, поднятые мной в письме, будут решены в Клессхайме, куда он сейчас направляется. Гитлер приглашал меня приехать в свою ставку в течение ближайших сорока восьми часов.Глава 20
Оккупация Венгрии