Жизнь евреев в России

«Если принять в рассуждение, что трудолюбивый человек, занимающийся с промыслами, есть полезный член в обществе, следственно, чем более будет находиться в государстве таковых людей, какой бы они веры и исповедания ни были, скорее, может увеличиваться богатство народное. И как евреи признаются вообще имеющими в большей степени качества торговых людей, то нельзя не заключить, что и они, по крайней мере в сем отношении, есть люди для государства не бесполезные. Неоспоримо, что с давних времен и поныне существует принятое противу евреев невыгодное предубеждение насчет их хитрости, но как нужда есть первая изобретательница всех существующих в свете предприятий и успехов в науке и торговле, следственно, и в сем отношении нельзя собственно на них одних возложить бремя какого-либо нарекания: ибо хитрые люди и другой религии или исповедания не подлежат ли сему же упреку, – а посему, если миновать рассуждения об их вере, то нельзя умолчать и о том, что во всех государствах, где токмо евреи находятся, везде замечательно в них отличие и скромностью жизни, и совершенным повиновением правительству.

Засим обращаюсь к главному вопросу в сем деле, который состоит в том, могут ли быть в государстве терпимы евреи, или нет? Я полагаю: если сей вопрос решен будет утвердительно в первом смысле, в таком случае, кажется, можно более надеяться ожидать от них пользы во всех отношениях политического их существования, если им предоставлена будет равная с другими свобода по торговле и если они менее будут стеснены в действиях и обычаях их по своей вере… и тогда отвратится неминуемая причина их неудовольствия и даже самого ропота. В последнем случае можно более ожидать добра от их благодарности, нежели от ненависти. Кроме сего, не видно из истории того, чтобы где-либо секты уменьшались от стеснительных мер; напротиву того, они через то усиливались и упорствованием своим старались всячески более и более себя удержать и распространяться.

Но если вторая мысль вопроса положительно признается, что евреи не могут быть терпимы в России, то в сем случае, конечно, ничего не может быть полезнее, как, минуя всякое о них Положение как о людях опасных и не взирая ни на какие убеждения, выслать их всех без изъятия из государства за границу. Каковая мера, сколь бы ни была затруднительна, но была бы полезнее, по мнению моему, нежели оставить сие сословие внутри государства в таком положении, которое возбуждало бы в них беспрерывно неудовольствие и ропот».

Все эти мнения и взгляды были представлены на усмотрение императора Николая I. Как известно, в основе отношений государя к евреям лежала узкорелигиозная точка зрения. И естественно, что, раз в материалах Государственного совета подобная точка зрения нашла свое яркое выражение, государь остановил на ней свое внимание; практические доводы, изложенные во мнении департамента законов и меньшинства Государственного совета, утратили всякое значение, как только на очередь был выдвинуть вопрос о религиозных чувствах русского человека, будто отталкивающих его от еврея, чувствах, которые должны быть охраняемы государством. Против строк, говоривших о том, что в России нет того равнодушия, с которым другие народы относятся к вере, государь отметил: «Слава Богу», а его решающая резолюция гласила: «Вопрос сей разрешен Петром Великим; я его не осмеливаюсь переменять; совершенно разделяю мнение 22 членов»[83].

Ссылка на Петра I как бы вводила разрешение вопроса в круг священных традиций, пред которыми должны были исчезнуть умствования и новшества. Но в действительности сама ссылка на Петра Великого, сделанная членами Государственного совета, не имела под собою реальной почвы. Помимо того, что отношение Петра I к евреям не выяснено исторически, он имел ведь пред собою только чужестранных евреев; судя же по его государственной деятельности, можно заключить, что он не пошел бы по пути мелкой борьбы с жизненными нуждами еврейского населения, что он использовал бы его для блага государства…

По положению 1835 года лишь немногочисленная группа евреев получила право на постоянное пребывание внутри империи: врачи, удостоенные ученой степени доктора и медико-хирурга, если им будет разрешено – с высочайшего разрешения – вступать в учебную и гражданскую службу[84]. С другой же стороны, положение мало облегчило условия временного проживания вне черты: было разрешено приезжать на ярмарки купцам первых двух гильдий и продлен срок их пребывания в Москве и Риге. Но и в этом муравейнике вскоре наступила разноголосица: так, означенные права были распространены в Москве на купцов третьей гильдии, а в Риге, по ходатайству военного губернатора, даже на мещан.