Необходимость идти по пути освобождения евреев от законодательных оков стала аксиомой. С прошлым было порвано. Но всё же политические предрассудки, упорно культивировавшиеся в течение длинного ряда лет, не могли исчезнуть сразу; их влияние еще надолго сохранило свою силу. Этому способствовало в значительной степени и то, что местные власти не были осведомлены о намерениях центрального правительства. Когда киевский генерал-губернатор князь Васильчиков, сам выступавший в пользу постепенной эмансипации, попросил Ланского дать ему более обстоятельное объяснение по поводу постановлений Еврейского комитета, Блудов воспротивился огласке правительственных предположений, согласившись ознакомить с ними конфиденциально лишь отдельных представителей местной власти.
Особая роль выпала на долю идеи, положенной в основание «разбора». Даже тогда, когда эта мера была отменена Еврейским комитетом (1858 г.), принцип, которым она была продиктована, продолжал пользоваться симпатиями в правительственных кругах, и потому он не мог быть забыт при первых же шагах, направленных к освобождению евреев от правовых пут.
Высочайшее повеление, данное в 1856 году Киселеву, и высочайше утвержденные представления Блудова связали постепенное смягчение ограничений одним и тем же условием: «поколику нравственное состояние евреев может сие дозволить», или, как выразился Блудов, «по мере распространения между ними истинного просвещения, изменения их внутренней жизни и обращения их деятельности на полезные занятия», «отделяя от общей массы еврейского населения людей влиятельных по богатству и образованию».
Здесь торжествовал старый принцип неравенства евреев в бесправии: если раньше было решено применить к «бесполезным» евреям новые репрессивные меры, то теперь им было суждено образовать многочисленную группу, на которую не должны были распространяться облегчительные меры. Имелось в виду смягчить участь лишь небольшой категории евреев, которые становились таким путем привилегированными в сравнении с прочей массой.
Правительству предстояло разбить еврейское население на группы сообразно их полезности и бесполезности. Но ему не довелось самостоятельно выполнить эту задачу – нашлись сотрудники в среде самих евреев: в 1856 году несколько еврейских купцов обратились к государю с просьбой о даровании некоторых прав не всему еврейскому населению, а лишь отдельным категориям.
«Если молодое поколение, – заявили ходатаи, – воспитанное в духе и под надзором правительства, если высшее купечество, много лет разливавшее жизнь, деятельность и богатство в крае, если добросовестные ремесленники, добывающие хлеб свой в поте лица,
Эта записка виднейших представителей еврейского купечества должна была, в условиях момента, произвести впечатление, что сами евреи, в лице тех из них, которые по своему общественному положению более других соприкасались с правительством и русским обществом, признают целесообразным расширить права евреев в зависимости от их «полезности»: облегчение условий еврейской жизни должно было последовать не в виде отмены известных категорий ограничений в отношении всего еврейского населения, а в форме смягчения правового положения лишь отдельных привилегированных групп. Записка еврейских купцов не сыграла решающей роли в дальней истории законодательства о евреях, но, распространенная в копиях по правительственным канцеляриям, несомненно популяризировала принцип «разбора».
Эта система постепенного расширения прав евреев в зависимости от известных качеств, присущих той или иной группе еврейского населения, сказалась более всего в разрешении вопросов о праве жительства.
I