О необходимости облегчить правовое положение евреев вообще – и в частности лиц, получивших образование, – высказался в это время и киевский, волынский и подольский генерал-губернатор князь Васильчиков. Предлагая даровать право повсеместного жительства ремесленникам, он писал: «Это самое право следует, по-моему мнению, распространить и на евреев, окончивших казенные училища. В этом предстоит, как мне кажется,
Однако вышеуказанное мнение двух министров, по долгу службы заинтересованных в материальном и духовном благополучии еврейского населения, оказалось в несоответствии со взглядами председателя Еврейского комитета Блудова, который уже привел еврейский вопрос в тупик, требуя, чтобы право повсеместного жительства служило наградой тем, кто успел развить свою торгово-промышленную деятельность или достиг известной степени образования. Еврейский комитет нашел правильными объяснения министров по поводу бедственного, невежественного состояния евреев; он также признал, что «главная причина печального во всех отношениях положения евреев» таится в законодательстве, которое, сосредоточивая их в сравнительно малой части империи, ограничивает их, сверх того, в пределах черты оседлости «почти во всех отраслях промышленной деятельности»; Еврейский комитет согласился, вместе с тем, что только отмена ограничений приведет к возрождению еврейского народа. Но всё же комитет снял с очереди предложение министров, ссылаясь на предстоящий пересмотр торгового устава.
Еврейский комитет сделал лишь одну уступку – он выразил готовность предоставить право повсеместного жительства, кроме докторов и магистров[95]
, уже пользовавшихся таковым, одним только кандидатам университетов, но отнюдь не лекарям, хотя бы их медицинские звания соответствовали званию кандидата других факультетов, что и было высочайше утверждено (1861 г.).Это предложение ясно указывало, что в недрах Еврейского комитета происходила глухая борьба между носителями идей предшествующего царствования и провозвестниками новой государственной жизни. Исключение лекарей из группы лиц, коим образование должно было открыть доступ за пределы черты оседлости, свидетельствовало, что призыв правительства к просвещению был еще для многих государственных людей пустым звуком. Более того, мысль, что евреи действительно устремятся к общему образованию, вспугнула реакционные правительственные круги. Чтобы сохранить ограничения, было решено прибегнуть к старому пугалу, которое, казалось бы, должно было утратить при свете дня свой ночной облик; этим страшилищем явился «фанатизм» евреев.
Страх правительства пред «фанатизмом» евреев, будто угрожающим прочему населению, был особенно силен в царствование Николая 1; однажды было даже произведено по губерниям черты оседлости особое изыскание, в чем заключается «фанатизм»; однако донесения местных властей рассеяли всякие опасения; «заблуждения» евреев оказались совершенно безвредными для государства и христианского населения; для того же, чтобы искоренить в еврействе так называемые предрассудки, местные власти рекомендовали одно средство – распространить среди него просвещение[96]
. Теперь же, спустя десятилетия, прибегли к мифическому, лишенному всякой конкретности «фанатизму», чтобы, в злобном бессилии пред духом времени, разделить даже группу евреев, которые получили высшее образование, на «опасных» и «безопасных».