В то время в высшем английском обществе мода (в самом хорошем смысле этого слова) на занятия науками была столь популярна, что для получения новейших изданий следовало лично знакомиться с автором.
С.Р. Воронцов сумел заслужить уважение и установить дружеские отношения с представителями аристократических и научных кругов Лондона. И здесь немаловажную роль сыграли давние связи Семена Романовича, которые сохранились еще со времен его заграничных путешествий и службы в Венеции. Одним из тех, кто ввел русского посланника в высшее английское общество, был известный математик, хранитель Шотландской печати, любимец короля и двора господин Мекензи, с которым Воронцов часто выезжал в свет. Именно благодаря дружбе с ним Семен Романович сумел отправить в Петербург специально для императрицы уникальную книгу по ботанике лорда Бюта (родного брата Мекензи), написанную им для королевы и напечатанную в количестве 12 экземпляров.
Английские аристократы-ученые, в их числе и лорд Бют, не нуждались в материальном вознаграждении за свой труд, им гораздо больше льстило письмо от русской императрицы, «изъявляющее удовольствие Государыни с некоторыми лестными выражениями к сочинителю» [3]. Подобного внимания желал удостоиться и господин Мартен, который попросил С.Р. Воронцова отправить в дар императрице, великому князю и Академии наук свои книги с гравюрами раковин Тихого океана.
Одновременно с ними Семен Романович передал для императрицы и светлейшего князя труды шотландского ученого лорда Момбодена, получившего в свое время от Потемкина «некие греческие книги» [4]. Труды лордов Бюта и Момбодена, а также господина Мартена были отосланы в Петербург вместе с описанием уникального микроскопа и коллекцией камей [5].
С.Р. Воронцов регулярно отправлял в Россию новейшую научную литературу. При этом он мог критично отозваться о некоторых английских достижениях, позволяя себе весьма едкие замечания. Так, высоко оценивая труд английского доктора Блейна, посвященной морским болезням, он писал Безбородко, что книга заслуживает внимания, так как полезна для российского флота. Но здесь же замечал, что доктор, подписывая книгу Екатерине Великой, «вымарал» в ней один лист. «Сие доказывает, что Англичане хотя много знают, однако не знают еще некоторых придворных благопристойностей» [6].
Будучи в общении доступными и любезными, Воронцовы при этом никогда не забывали о своем аристократическом происхождении. В 1799 году дипломат писал обер-камергеру графу Н.П. Шереметеву, что не может вести переговоры с актерами в Лондоне о приезде их в Россию: «…я уклоняюсь от поручения, которое столь выше моих способностей, чтобы его хорошо исполнить, и столь ниже моего образа мыслей» [7]. Этим ответом С.Р. Воронцов дал понять, сколь неуместна такая просьба. В повторном послании Шереметев заметил, что за бесчинства актеров отвечает полиция. Они презираемы за свое ремесло, но уважаемы за добрые человеческие качества: «…мы признаем в этих людях только способности, проявляемые на театре, и свойства, которые они выказывают в наших передних». Далее он пояснял, что «написал, побуждаемый близкими отношениями, бывшими между вашим братом и мною» [8]. А.Р. Воронцова и Н.П. Шереметева в разные периоды их жизни сближало служение искусству. Театры Шереметьева в Кускове (а затем в Останкине) и Воронцова в имении Андреевском по праву считались одними из лучших в России. Не следует думать, что граф С.Р. Воронцов не разделял увлечения брата театром.
В одном из писем к нему (1795 год) Семен Романович благодарил «нашего» доброго друга господина де Лафэрмьера (секретаря и библиотекаря Марии Федоровны) за его письмо с изображениями элементов декорации театров графа Шереметева, князя Волконского и графа А.Р. Воронова[51]
. Одновременно он отмечал, что «актеры этих театров превзошли его замысел и сделали это прекрасно» [9].