Читаем Жизнь и дипломатическая деятельность графа С. Р. Воронцова полностью

Забота о флоте российском

В 1780—1790-х годах XVIII века в Европе существовала практика прохождения службы иностранными офицерами в действующей армии одного из европейских государств. Особенно это касалось морских офицеров, для которых, по словам английского лорда Роднея, «лучшая наука – это дурная погода и большие сражения» [1]. Инициированный Павлом I так называемый «вооруженный нейтралитет», который утратил силу сразу после его смерти, не только сильно подорвал русско-английские торговые связи, но и весьма затруднил переговоры с известными флотоводцами о поступлении на русскую службу [2]. Премьер-министр Великобритании запретил английским офицерам служить на русском флоте, не оставляя при этом службы в Англии. И это притом, что англичане из-за чувства патриотизма не шли служить во Францию и Испанию, а Голландия, Дания и Швеция потребности в иностранных офицерах не имели. Обо всем этом русский дипломат открыто говорил господину

В. Питту-младшему, подчеркивая, что все его запреты затрагивают интересы как России, так и Англии. Ратуя за то, чтобы в русском флоте служили лучшие европейские офицеры, Воронцов к числу наиболее достойных причислял англичан, а затем датчан, которые не так манерны, как французы. Из Франции, по его мнению, следовало приглашать только инженеров, «и теперь-то (1789 год. – Авт.) лучшее время доставать офицеров сего звания и учителей фортификации для наших школ. Они ныне с голоду умирают» [3].

В конце 1780-х годов многие английские офицеры обращались к С.Р. Воронцову с просьбой о поступлении на русскую службу («мир радует нацию, но тревожит военных»). Не имея для решения подобного вопроса соответствующих полномочий, дипломат был вынужден им отказывать. В переписке с военно-морским ведомством он настаивал на том, что русский флот только выиграет от службы на нем англичан. «Дурных офицеров» в Россию Воронцов не рекомендовал, а молодые люди, желавшие сделать в ней «фортуну», не принесут ей ничего, кроме пользы [4]. О тщательном отборе английских морских офицеров для службы в России свидетельствовала, в частности, история двух офицеров – Тизигера и Марчала, которых Воронцов рекомендовал Екатерине II только после получения на них блистательных характеристик от лорда Роднея (Родни), под началом которого они проявили себя с самой лучшей стороны [5]. Но не только известные флотоводцы могли составить протекцию своим подчиненным. Так, лейтенант Mashal, представитель известной морской династии, также служивший у лорда Роднея, оказался на русском флоте благодаря страниям некоего англичанина Эчеса, разработавшего план вооружения судов для уничтожения шведской морской торговли. Этот план, представленный Воронцовым, был принят Екатериной II [6]. А в качестве преподавателя алгебры для Морского кадетского корпуса он рекомендовал господина Девиса, который считался не только отличным специалистом, но и человеком «весьма тихого и честного нрава», служившим в прошлом «гувернером у молодого г-на Питта». Иностранцы весьма охотно отправлялись служить в Россию, где им гарантировалось большее, чем на родине, жалованье и возможность карьерного роста [7].

С.Р. Воронцов также отслеживал, по возможности, судьбы англичан, находившихся на службе в России. Так, в 1789 году он отправил A.A. Безбородко зашифрованное письмо в отношении капитана Дж. Тревенена, единственного, кто, по его мнению, мог бы заменить на русском флоте адмирала С.К. Грейга. Воронцов считал, что талантливого человека следует вовремя поощрять чинами, иначе в России не останется никого из достойных офицеров [8].

У. Джеймс. Портрет С.К. Грейга. Гравюра по оригиналу Д.Г. Левицкого


Многие считали капитана Тревенена будущим Грейгом русского флота, но в 1791 году во время одного из морских сражений он был смертельно ранен. В том же бою потерял ногу капитан Екин, которого Тревенен высоко ценил за храбрость. Его лечение в России оказалось неудачным. Офицер вернулся в Англию, где ему оказали действенную помощь, но для продолжения лечения денег у него не было. Воронцов просил императрицу выделить необходимую сумму, и тогда офицер «будет спасен, и честь нашей службы будет сохранена» [9]. Императрица распорядилась расплатиться по долгам капитана флота Екина, находившегося в Англии на лечении от ран, полученных им во время войны России со Швецией [10].

В обязанности С.Р. Воронцова входила выплата субсидий и пенсий не только соотечественникам, находившимся в Англии, но и англичанам (или их родственникам), служившим в России. В ноябре 1791 года Екатерина II распорядилась за более чем двадцатилетнюю службу контр-адмирала Роберта Дугдаля, вместо утраченной им пенсии от английского Адмиралтейства, выделить его вдове 3 тысячи рублей [11]. А в начале следующего года после получения приказа из Петербурга дипломат доставил дочери покойного адмирала Нолеса[58] (г-же Синдеровой) 200 фунтов стерлингов [12].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное