Читаем Жизнь и дипломатическая деятельность графа С. Р. Воронцова полностью

Самым плачевным для Д’Артуа было то, что не были известны суммы его долгов (возможно, от 10 до 20 миллионов французских ливров). Во время своего пребывания в германском Кобленце он подписывал счета и векселя за различные поставки для своей армии, не ведя никаких расходных книг, а потому не знал сумму образовавшегося долга. Лорд Гренвиль представил все имевшиеся у него сведения С.Р. Воронцову и заведовавшему в Англии делами французского королевского дома герцогу Д’Артуа, который был известен как человек честный и рассудительный. Чтобы объяснить графу Д’Артуа сложившуюся ситуацию и посоветовать ему вернуться в Германию, Воронцов вместе с герцогом отправились в Гуль, где граф находился на русском фрегате. Выслушав их, Д’Артуа сообщил, что предвидел все эти затруднения, но показал Воронцову запись беседы с князем П.А. Зубовым, в которой тот пообещал графу, что все его проблемы будут разрешены и русский посланник сумеет «склонить министерство угождать вам во всем» [10]. Воронцов был возмущен поведением Зубова, который, по его словам, решил, что сможет управлять всей Европой и делать в ней все, что захочет. Но Англия – не Россия. Д’Артуа был вынужден отправиться в Германию, после чего Воронцова обвинили в отсутствии желания помочь графу. Все случившееся стало известно Зубову, который затаил обиду на Семена Романовича. Вскоре временщик в одном из своих писем от имени императрицы приказал Воронцову завербовать для службы в России английских мастеров, что было запрещено актами английского парламента [11]. Воронцов ответил ему, послав зашифрованное послание. В нем говорилось, что подобная просьба компрометирует не только его как дипломата, но и русский двор, что он не может взяться за это поручение. Такой ответ крайне задел самолюбие князя, который не привык, чтобы кто-то не исполнял его приказы [12]. После этого у русского посланника начались проблемы на службе.

Противостоять фавориту Екатерины II непросто и небезопасно. Проекты П.А. Зубова поражали современников своим размахом. Это и завоевание Константинополя флотом под командованием императрицы, и включение в состав Российской империи Берлина и Вены, и создание новых европейских государств Ав-стразии и Нейстрии. В то же время им восхищались Державин, Румянцев, Мелиссино. Фаворитизм оказался явлением весьма значительным в российской истории, и однозначной его оценки, скорее всего, быть не может [13].

Что касается семейства Зубовых, то к нему принадлежала женщина, история жизни которой будет вдохновлять не одно поколение авторов авантюрных романов. Это Ольга Александровна Жеребцова (1766–1849), родная сестра князя П.А. Зубова, которая славилась не только красотой, но и умом. Даже французский просветитель Вольтер не гнушался общением с очаровательной россиянкой. O.A. Жеребцова сумела завоевать сердце Дж. Уитворта, английского посла при дворе Павла I, который происходил из семьи известных дипломатов (при Петре I английским посланником был Чарльз Уитворт). Он был назначен послом в Петербург, куда и прибыл в 1788 году тридцати восьми лет от роду. Уитворт – лихой наездник, великолепный танцор, бесстрашный охотник, истинный джентльмен. Дамы буквально сходили по нему с ума, и Ольга Александровна не стала исключением. Она прекрасно знала, что нравилась великому князю Павлу Петровичу, но, не отличаясь сентиментальностью, видимо, предпочитала жить настоящим, а не прошлым.

В ее доме строились планы свержения Павла I. Но еще до событий 11 марта 1801 года O.A. Жеребцова пересекла границу Российской империи, захватив заодно доверенные ей деньги. Однако, чтобы попасть в аристократические салоны Лондона, нужны рекомендации, и русская «дива» надеялась на помощь С.Р. Воронцова, у которого о ней сложилось весьма нелестное мнение. В одном из писем брату он писал: «Все письма, приходящие из Берлина, и рассказы путешественников наполнили Лондон толками про непристойную экстравагантность этой безумной. Тут не понимают, каким образом женщина с известным общественным положением, замужем, мать семейства, может до такой степени забыться, чтобы признаться, что она жила в незаконной связи и что она в отчаянии от невозможности продолжать прежние отношения с любовником, так как он женился…» Правда, официальный ответ русского посланника на запрос O.A. Жеребцовой был сдержанным, он гласил: «Я имею непременное правило, которое не могу нарушить, а именно: представлять здесь, у двора, только тех особ, принадлежащих России, кои мне привозят рекомендательные письма от нашего министерства» [14]. Отказ посла не сломил Ольгу Александровну. Она оставалась в Англии до 1810 года, а затем вернулась в Россию. O.A. Жеребцова пережила «и многое, и многих», навсегда сохранив за собою славу одной из наиболее блистательных авантюристок XVIII века.

Неизвестный художник. Портрет О.А. Жеребцовой


Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное