Читаем Жизнь и дипломатическая деятельность графа С. Р. Воронцова полностью

Русские пансионеры, получая помощь из Петербурга, вернувшись домой, не всегда спешили поблагодарить своих покровителей. Так, в ответ на распоряжение выдать 65 фунтов стерлингов придворному часовому мастеру Гайнаму Воронцову пришлось сообщить, что указанный господин еще в 1791 году возвратился в Петербург, о чем ни он сам, ни его отец не известили кабинет, а потому вексель придется доставить обратно [15]. В то же время другая и явно большая часть корреспонденции, отправляемой в Петербург, содержала просьбы посланника оказать покровительство россиянам, находившимся в Лондоне.

В январе 1793 года, сообщая, например, в одном из писем к адмиралу И.Л. Голенищеву-Кутузову об успехах обучающихся в Англии корабельным наукам Степанова и Сарычева, Воронцов отметил, что им полезно продолжить обучение судовой архитектуре именно в Британии, так как здесь они получают такие сведения, которые редко публикуются в книгах [16]. М.С. Степанов изучал кораблестроение в Гринвиче, затем занимался математикой в Эдинбургском университете, где его избрали членом естественно-исторического общества.

Летом того же года Воронцов писал о возвращающемся в Петербург мастере Амосове, что тот, занимаясь кораблестроением, вел себя тихо, трезво и добропорядочно, и потому достоин покровительства И.Л. Голенищева-Кутузова. С.Р. Воронцов выдал Амосову 63 фунта стерлингов, из которых 33 фунта на книги, инструменты и т. д. «Награждение заслуг всегда поощряет к трудам охоту», – считал он [17].

Конечно же не все соотечественники, обучавшиеся в Лондоне, могли похвастаться своими достижениями. Так, в марте 1797 года Семен Романович сообщил генералу Плещееву, что намерен строго опекать господина Владимира Рославлева, который единственный из своей семьи оставил военную службу и вступил в штатскую. Но денег Рославлев беречь не умеет, поэтому на него трудно оказывать влияние. А если учесть, что в Лондоне, писал Воронцов, треть населения только и думает о том, как бы прожить день за счет другого, то пребывание в Англии может закончиться для Рославлева разорением. Чтобы предотвратить такое развитие событий, Воронцов предлагал отправить его в Шотландский университет, где народ «гораздо более экономнее и меньше беспутен» [18]. Одновременно он сообщил генералу П.В. Неклюдову, что Рославлев прибыл в Лондон с весьма малым числом вещей, причем таких, в которых на улицах города нельзя показаться. Поэтому Семен Романович вынужден был взять 60 фунтов стерлингов, чтобы пристойно одеть молодого человека, и просил Неклюдова расплатиться по векселю [19].

В январе 1798 года Воронцов сообщил князю А.Б. Куракину, что господина Рославлева не удалось отправить в Шотландию, и его поместили в пансион недалеко от Лондона, где он ведет «самую невоздержанную жизнь», и от этого «его никакой доктор вылечить не сможет». Посол предлагал отправить его в Петербург, а оттуда с курьером в Константинополь [20]. В ответном письме Куракин сообщил, что донес до опекуна Рославлева Г.Р. Державина, что С.Р. Воронцов не может «воздержать его от шалостей» [21]. Родственники согласились на его перевод туда прямо из Лондона, дабы избежать его «шалостей» в Петербурге.

Пока решался вопрос о месте дальнейшего пребывания Рославлева, учитель пансиона обвинил его в краже нескольких столовых и чайных ложек, а также платков и галстуков. Его подозревали также в похищении у переводчика посольства A.B. Назаревского серебряной табакерки и золотого карандаша [22]. Назаревский написал Рославлеву письмо, а тот ответил, что взял вещицы в шутку и непременно вернет. Подобные проказы и пьянство привели к тому, что от стыда, как писал Воронцов, нельзя не содрогаться [23]. В деревне, где находилась школа непутевого молодого человека, ученики сделали чучело, набитое соломой, и, прикрепив к нему табличку с его именем, подожгли [24]. 15 июня Воронцов сообщил Куракину, что получил распоряжение из Министерства иностранных дел отправить Владимира Рославлева, назначенного в Константинополь, морем в Петербург[57] [25].

Несмотря на обширный круг обязанностей, руководитель посольства заботился о каждом, кто приезжал из России в Англию, и одновременно помогал поступить на русскую службу англичанам, особенно офицерам британского флота. В одном из писем к A.B. Суворову (апрель 1799 года) С.Р. Воронцов просил фельдмаршала принять на службу лордов Виллиама и Фридрика Бентинка (сыновей дюка Портланда), полковника Клинтона (сына генерала Клинтона, бывшего в 1773 году волонтером в армии графа П.А. Румянцева) и капитана Свинбурна. «Все сие офицеры имеют крайнее желание служить под предводительством славнейшего в наши времена полководца», – писал Воронцов [26], считавший, что опытные английские морские офицеры посодействуют воспитанию и образованию русских специалистов.

Флот – гордость Англии: ни с кем в мире Британия не собиралась делить свое господство на море. Но создание мощного флота в России было чем-то большим, чем удовлетворение ее имперских амбиций. Это стало жизненной необходимостью, гарантией целостности империи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное