Читаем Жизнь и дипломатическая деятельность графа С. Р. Воронцова полностью

Традиция прохождения службы русскими офицерами на английском флоте продолжилась и в период правления Павла I. В 1797 году в Англию в качестве волонтеров отправились Николай Муравьев, Герман Самарин, Гаврило Аничков, Павел [Голодня], Федор Голостенов, Петр Аплечеев, Самойло Грейг, Яков Подколзин, Александр Косливцов, Всеволод Кологривов, Михайло Креницын, мичман Василий Куличкин [25]. Всего в Британии в тот год находились двенадцать офицеров – волонтеров из России [26].

Русские офицеры проявляли «крайнее рвение» заступить на место своих товарищей, по тем или иным причинам возвращавшихся на родину. Так, в марте 1797 года контр-адмирал Макаров рекомендовал на место отозванного императрицей капитана 2-го ранга Б. Баратынского лейтенанта Муравьева, пожелавшего пройти службу «для приобретения опыта и знаний в морской науке» [27]. Польза от прохождения службы русскими офицерами на английском флоте не вызывала у графа С.Р. Воронцова сомнений. Он любил Англию, много лет находился там на дипломатической службе и не допускал мысли о посылке русских офицеров и специалистов на обучение во Францию. Дипломат хорошо помнил 1790 год: грабежи в Гавре и Бордо, беспорядки на кораблях и в портах, гибель адмиралов Дэстена и де Керсена на эшафоте, полную неуправляемость флота. Революционный фанатизм взял тогда в стране верх над здравым смыслом. Военно-морской флот Людовика XVI оказался не нужным новой власти Франции… Возможно, поэтому, узнав о приглашении на русскую службу французского офицера, будущего военного министра России Жана Батиста де Траверсе (1753–1831), Ф.В. Ростопчин сразу же написал С.Р. Воронцову: «Я узнал от господина Кочубея из Женевы, что принц Нассау пригласил на нашу службу французского адмирала по имени маркиз де Траверсе. Я этим очень расстроен. Наш флот стараниями Ноулса и особенно усилиями адмирала Грейга стал совершенно английским. Не зная того, какой-то француз может все испортить» [28]. К счастью, тревога оказалась напрасной.

В общей сложности в 1790-х годах XVIII века на британском флоте служили тридцать русских офицеров. Из них шесть стали адмиралами. Неудивительно, что «вооруженный нейтралитет», возрожденный в 1800 году, поверг многих в отчаяние. Воронцов и его друзья созидали великую империю, гарантия могущества и стабильность существования которой – сильные армия и флот. Но, чтобы побеждать, нужно иметь не только современную технику, но и дисциплинированных, хорошо обученных офицеров.

В царствование Павла Петровича

В начале царствования Павел I пожаловал С.Р. Воронцова чином генерала от инфантерии с повышением в звании чрезвычайного и полномочного посла в Лондоне. «Знайте, – писал ему на другой день после смерти Екатерины II В.Ф. Ростопчин, – что вы сами и труды ваши угодны и нужны Императору» [1]. В день коронации Павла Петровича (5 апреля 1797 г.) С.Р. Воронцову была дана Андреевская лента и дарован титул графа Российской империи, подарены имения в Финляндии. Дочь становится фрейлиной императрицы, а сын, по просьбе отца, отчислен из списков гвардии и, минуя звание камер-юнкера, сразу пожалован в камергеры с правом остаться при отце для занятий в посольстве.

26 мая (6 июня) Воронцов сообщил в Петербург, что бунт матросов в Портсмуте привел к тому, что Англия находится в «жалком состоянии» [2]. По его словам, предатели отечества (бунтовщики) сделали то, что не смогли сделать враги Англии – блокировать Лондонский порт. Подобное поведение мятежников восстановило против них всю нацию, которая желала наказания «злодеев» даже ценой потери флота [3].

Воронцов передал в письме A.A. Безбородко просьбу лорда Гренвиля, который, учитывая бедственное положение Англии, просил уговорить контр-адмирала Михаила Макарова выйти из Ярмута на соединение с вице-адмиралом флота Адамом Дунканом и с Куртисом, чтобы помешать голландцам высадить десант. Энергичные действия русской эскадры спасли Англию от нападения голландского флота. Семен Романович Воронцов взял на себя всю ответственность за исполнение этой просьбы и просил Безбородко найти тому оправдание перед государем [4]. Павел I «не тронул» С.Р. Воронцова, очевидно оценив незаурядный ум и храбрость дипломата.

С воцарением нового императора С.Р. Воронцов сохранил свою должность. В свое время российский посол был в числе немногих, кто предвидел революционные события во Франции. Он разделял идею английского правительства о необходимости борьбы с революционной Францией и в письме брату Александру Романовичу (6 июня 1797 года) писал: «Якобинские принципы посеяны и везде дают всходы. Европе грозит опасность, и мир не обеспечит более ей спокойствия, ибо подпольная война (la guerre sourde), которую будут вести французы со всеми правительствами, прививая всем нациям свои ядовитые принципы, – окажется еще более печальною, чем та, которую они вели с оружием в руках» [5].

Буассен. Портрет С.Р. Воронцова. Гравюра с портрета Эванса


Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное