Жизнь и слово

«Сказка сказкой» — это же почти пренебрежительно: дескать, что нам эти сказки! И в самом деле, что Пушкину «переложенные», «приноровленные», сочиненные «на манер» Далевы сказки: у него за плечами и «Балда», и «Салтан», и незаконченная «Сказка о медведихе» («Как весеннею теплою порою»). Пушкин, когда приходит к нему Даль, уже не только великий поэт, прозаик, драматург — еще и сказочник. Народная сказка под его пером становится литературой, поражающей проникновенной народностью. Пушкин еще прежде Даля записывал сказки, не приноровляя, не разукрашивая, восхищаясь ими в первозданности их: «Каждая есть поэма!»

«Язык наш сам по себе…» Не язык «Первого пятка», не Далев язык, не «ваш» — язык наш сам по себе…

Пушкин чутко уловил, понял главное, то, что было корнем, основой и вместе далекой целью Далева собирательства: «выучиться говорить по-русски и не в сказке…» («Да нет, трудно, нельзя еще!»)

«За свой словарь Даль принялся по настоянию Пушкина»…

Пушкин придал Далеву увлеченному собирательству смысл, значение, которых сам Даль до поры не осознавал вполне, он открыл Далю все величие его цели. «Я не пропустил дня, чтобы не записать речь, слово, оборот на пополнение своих запасов», — скажет Даль на закате дней. И дальше: Пушкин «горячо поддерживал это направление мое».

ДОРОГАМИ ПУГАЧЕВА

Чтобы стать свидетелями новой встречи Даля с Пушкиным, нам придется из осени 1832 года перешагнуть сразу в осень 1833-го, со столичных проспектов — в далекую Оренбургскую губернию. В мае того же года Даль назначен чиновником особых поручений при оренбургском военном губернаторе (в официальных документах это событие названо: «О переименовании доктора Даля в коллежские асессоры»). Может быть, и в Оренбург. Даль попал не без совета, может быть даже, не без помощи Пушкина. Оренбургским военным губернатором за три недели до «переименования» Даля из докторов в асессоры назначен Василий Алексеевич Перовский, человек в петербургском «свете» хорошо известный, друг Жуковского, Пушкин с ним тоже весьма коротко знаком — на «ты», тоже мог замолвить словцо за Даля.

Перед отъездом из столицы к границам «оседлой России» (как тогда говорили) Даль женится — на «девице Юлии Андре, родной внучке учителя Петропавловской школы Гауптфогеля», по собственному его, Даля, разъяснению. Нам разъяснение это ничего не разъясняет — ни Андре, ни Гауптфогель, ни даже Петропавловская школа; а ведь Даль не просто так слова «городил», каждое чем-то для него важно. О родителях невесты, к примеру, почему-то и не обмолвился, а деда счел нужным назвать. Были, конечно, «ниточки» — затерялись: полтора столетия — немалый срок.

Про жену Даля немногое известно. «Мадам Даль мила, как нельзя более, миньятюрная, голосок тоненький, звонкий; ну точно колибри…» — записывает в дневнике современница. Маленькая мадам Даль своим звонким голоском будет искусно петь вместе с мужем русские песни, родит Владимиру Ивановичу сына и дочь и безвременно окончит свои дни через пять лет после свадьбы.

Сына, первенца, Дали нарекут Львом; Владимир Иванович будет звать его по-тюрски — «Арслан», что в переводе и означает «лев»; многие знакомые удивятся, пребывая в уверенности, что имя мальчика «Еруслан», «Руслан», — подумать только, такое редкое имя, совершенно сказочное! Любуясь сынком, Даль напишет из Оренбурга приятелям: мальчишка растет не по дням, а по часам, полон рот зубов, бегает — только поспевай за ним, большой разбойник — ломает все, что ни попадет в руки. Ничего! Будущее Льва Даля — не ломать, а строить: он сделается архитектором.

Скажем наперед, что однажды в Оренбурге, после смерти жены, Далю случится (хоть «переименован в асессоры», а — врач!) ампутировать руку отставному майору Соколову. Даль поначалу оперировать откажется: он, в конце концов, теперь чиновник, ампутация — дело ответственное, требует от врача постоянного упражнения. Но речь пойдет о жизни человеческой — надо помогать (да и как ни отнекивайся Даль, лучше него в тогдашнем Оренбурге хирурга не найдется). Больной окажется тоже молодцом, объявит: «Я под Бородином сражался и трусом никогда не был». Когда Владимир Иванович подступит к нему с хирургическим ножом, майор предложит: «Давайте пари держать, что даже стона от меня не услышите». И не застонет (кажется, только два раза крякнет), — а наркоза-то еще не придумают… Дочь майора Соколова станет второй женой Даля. У них будет трое детей — все девочки…

Но мы сильно забежали вперед, Далю пока невдомек ничего из того, что мы о нем рассказываем… Лучше поспешим за нашим героем к месту его назначения.

В Оренбург Даль прибывает в середине июля 1833-го; военный губернатор тут же посылает его знакомиться с краем; Даль по обыкновению быстро все «ухватывает», «цепляет знания» (скоро он отправит в Петербург статью об «устройстве» края, о «заповедном быте» уральского войска, «столь мало известном, заслуживающем внимания и удивления»); два месяца спустя он снова в дороге, на этот раз вместе с Пушкиным.