Жизнь и смерть в Средние века. Очерки демографической истории Франции

Как видим, вопреки Ф. Ариесу, который считал типичным для большей части Средневековья «слияние воедино» детства, отрочества и юности[321], во Франции уже на рубеже XII–XIII вв. процесс взросления разграничивается на несколько разных стадий. Наиболее дробны они в господствующем классе. Здесь, помимо младенчества и раннего детства, выделяются, во-первых, 10-летний рубеж — начало судебной дееспособности и одновременно конец собственно детства и переход в подростковый возраст; во-вторых, 12-летний рубеж — предоставление более широкой правосопособности, а также начало участия в ратных делах юношей и возраст брака и совершеннолетия для девушек; в-третьих, 15 лет — совершеннолетие юношей и конец подросткового периода в целом[322]. Этот прогресс в осмыслении стадий взросления детей был связан, как уже отмечалось, с рядом социокультурных процессов (в том числе с ростом интереса к взаимоотношениям между родителями и детьми, с углублением родительских эмоций и т. п.). Однако на нем могли сказаться и демографические факторы, в частности увеличение роли детей в обществе. В какой мере выросла в эти столетия доля детей? Что лежало в основе такого роста?

Обращаясь к этим проблемам и начиная с изменения численности детей, остановимся прежде всего на тех данных, которые можно почерпнуть из просопографических материалов. Как известно, до нас дошло довольно много французских анналов и хроник.

Так, сохранились анналы и хроники, исходящие из Шампани, Нормандии, Бретани, Анжу, Артуа, Фландрии, Аквитании, Бургундии, Лангедока и др. В каждом из таких произведений фигурируют десятки и сотни персонажей, причем не только мифических или же живших в отдаленные времена, о которых хронист не мог иметь никакого конкретного представления, но и вполне реальных, известных хронисту лично или через третьих лиц, или — на худой конец — описанных непосредственными предшественниками составителя хроники. Говоря об этих людях, хронист нередко упоминает их детей, жен, родителей, внуков, других ближайших родственников. Сведения такого рода могли, конечно, быть сколь угодно неполны, но сознательные искажения здесь не слишком вероятны. В связи с этим каждая хроника, каждые анналы оказываются прямо-таки неисчерпаемым кладезем просопографических материалов.

Чтобы показать, какие возможности открывает их изучение, мы проанализировали известную нормандскую хронику Ордерика Виталия «Historia Ecclesiatica»[323]. Составленная в начале XII в., она, как известно, затрагивает самые разные исторические сюжеты, в том числе и очень далекие от истории Франции. В то же время в ней очень много материала о конкретных участниках событий, происходивших в самой Франции в течение трех-четырех последних десятилетий XI и первых десятилетий XII в. Для просопографического анализа были привлечены все действующие в хронике лица, за исключением клириков (о незаконных детях которых ортодоксальный Ордерик, естественно, не сообщал) и королей (чьи семьи отличались обычно от других по своей структуре). Жены и родители описаны Ордериком далеко не у всех. Делать из подобных умолчаний какие бы то ни было выводы, разумеется, нельзя: хронист мог просто не иметь сведений о семейном положении ряда своих персонажей или же не имел повода на нем останавливаться. Мы обследуем состав семей лишь тех лиц, о которых хронист сообщает прямые данные. Так, в кн. 3–12 (т. II–VI) упомянуто 296 отцов семейств («шателенов», «графов», «вице-графов», «вассалов», «рыцарей» и т. п.), имеющих детей. В составе этих семей, помимо главы семьи и его детей (сыновей и дочерей), могли быть названы жены, отцы и матери главы семьи и другие родичи. Всего в этих 296 семьях упомянуто более 1000 человек (табл. 3.1).

Возможность неполноты описания и этих семей очевидна. Никаких суждений об их реальной численности вынести, естественно, нельзя. Перед нами явно заниженные данные о числе детей и других родственников. С уверенностью можно говорить лишь об одном: число членов семей не могло быть меньшим, чем указано в хронике. Соответственно, по имеющимся данным, правомерно определить лишь наименьший предел детности (точнее, «продуктивности брака»). При этом будут учтены далеко не все родившиеся в той или иной семье дети, но лишь дожившие до такого возраста, в котором они могли попасть в поле зрения хрониста, т. е. подросткового (10–15 лет) или более старшего. Иными словами, наш просопографический анализ способен выявить только выживших детей, и то не всех. По этим данным можно приблизительно оценить лишь минимальное соотношение двух следующих друг за другом поколений — отцов и детей. Но именно такой минимальный уровень естественного прироста представляет для нас наибольшую познавательную ценность, так как позволяет избежать опасности преувеличить интенсивность демографического подъема.

Таблица 3.1. Соотношение детей и взрослых в аристократической среде (по данным «Церковной истории» Ордерика Виталия)