Читаем Жизнь и смерть в Средние века. Очерки демографической истории Франции полностью

Осмысливая подобные особенности, Э. Леруа Ладюри выделил в свое время в качестве наиболее пострадавших от демографического спада области к югу от Артуа и расположенные вдоль линии Бове — Монпелье[439]. Ничуть не недооценивая эту локальную специфику, мы считали бы, однако, важным акцентировать здесь некоторые общие для всей Франции черты демографической динамики, и притом не только те, которые связаны с «черной смертью».

Перелом в демодинамике наметился уже на рубеже XIII–XIV вв., когда тенденция роста стала в некоторых областях Франции уступать место стагнации населения[440]. Затем последовали два еще более всеобщих кризисных периода, первый — с 1348 г. по конец 70‑х годов, второй — в 10–30‑е годы XV в. За 70–80 лет начиная с 1348 г. Франция потеряла минимум 30–40 % населения[441]. Фактически доля потерь была еще выше: как только что отмечалось, в ряде провинций часть убыли была восполнена в период между двумя спадами, второй из которых унес и восполненную после первого кризиса часть населения.

В любом, однако, случае тенденция к восполнению потерь действовала уже в XIV в. Она была особенно явной в Иль-де-Франсе и Нормандии (см. схему 4.2), но в той или иной мере присутствовала и в большинстве французских провинций. На схеме видно, что сокращение численности населения после конца 70‑х годов XIV в. прекращается на 30–35 лет почти повсеместно, несмотря на продолжающиеся вспышки чумы, военные опустошения, неурожаи и восстания. Такое было возможно лишь при условии интенсивного воспроизводственного процесса. Еще очевиднее становится этот процесс после 40‑х годов XV в.[442] Как выяснено исследователями, в начале XVI в. во Франции восстанавливается докризисная численность населения[443]. Иначе говоря, за 70–80 лет начиная с 40‑х годов XV в. прирост обеспечил восполнение тех же 30–40 % численности населения (или даже больше), которые были потеряны за предыдущие 70–80 лет. Какую бы из существующих оценок общей численности населения Франции в середине XIV в. мы ни избрали[444], это предполагало ежегодный прирост около 5‰[445], что по тем временам было далеко не заурядным явлением. В общем во Франции XIV–XV вв. действовали почти параллельно или по крайней мере попеременно две противоположные тенденции в динамике населения, одна — к убыли, другая — к приросту. Для понимания демографического развития этих столетий изучение второй из них ничуть не менее важно, чем первой[446].

Более того, вторая тенденция представляется нам особенно интересной. В отличие от первой она почти целиком определялась внутренними факторами социально-демографического развития. Именно они обеспечили компенсацию громадной убыли населения. Это было возможным лишь при наличии обширных ресурсов воспроизводства населения. Где они были скрыты? Какие черты демографического поведения способствовали их созданию? Эти вопросы не привлекали до сих пор достаточного внимания исследователей. Нам же они представляются исключительно важными как с собственной демографической, так и с общеисторической точек зрения. Анализируя демографическое развитие Франции в XIV–XV вв., нам хотелось бы, таким образом, перенести центр тяжести исследования с анализа истоков кризиса на изучение истоков его преодоления.

Но это лишь одно из отличий нашего подхода. Как и в предыдущих разделах, мы будем интересоваться не только результатами демографических процессов, но и их внутренним содержанием. А для этого очень важно уразуметь взаимосвязь брачности, рождаемости, смертности и других элементов воспроизводственного процесса между собою и с социальной системой в целом. И как и в предыдущих разделах, мы будем идти к пониманию этих взаимосвязей через изучение массовых представлений о жизни и смерти, браке и деторождении, молодости и старости, здоровье и болезни и т. д.

Но прежде чем обратиться к этим главным объектам исследования, присмотримся внимательнее к некоторым особенностям демографических сдвигов во Франции XIV–XV вв., особенно наглядно подтверждающим интенсивность собственно воспроизводственных процессов. Выше уже упоминалось явление так называемых «запустений», лучше всего изученное на немецких материалах. В свое время В. Абель, Ф. Лютге, Е. Кельтер и др. выдвинули гипотезу, согласно которой катастрофический спад населения в Западной Европе XIV в. означал безвозвратное исчезновение значительной части древних деревень. В Германии Абель и его коллеги оценивали потери в одну четвертую — одну вторую массы поселений. В основе сельских «запустений», по мнению названных исследователей, лежал ряд экономических процессов — падение цен на хлеб (при росте цен на ремесленные товары), расширение более интенсивных отраслей сельского хозяйства (животноводства, виноградарства) и — в более широком плане — аграрный кризис, глобальная перестройка общества, «преодоление» Средневековья в целом[447].

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука