Жизнь и судьба прапорщика русской армии

А. А. Керсновский в своей книге «Русская армия. Без веры, царя и отечества» с горечью писал: «Хуже было с офицерами военного времени. Большая часть прапорщиков – случайного элемента в офицерских погонах – не сумели надлежащим образом себя поставить. Одни напускали на себя не принятое в русской армии высокомерие и этим отталкивали солдат. Другие безвозвратно губили себя панибратством, попытками популярничать. Солдат чуял в них ненастоящих офицеров» (Керсновский А. А. Русская армия. Без веры, царя и отечества. Русская армия на третий год войны)

Прапорщик Николай Игнатьевич Лоза ни к одной из вышеперечисленных категорий не относился. В Душетскую школу он прибыл после службы в действующей армии на Кавказском фронте и учебы в Петроградской военной автомобильной школе, где получил крепкую техническую подготовку, занимаясь на автомобильной материальной части вместе с кадровыми офицерами, наблюдая их изо дня в день в совместной учебе и работе, приобретая и впитывая у них знания, опыт, манеру общения: спокойную, ровную, лишенную всякого высокомерия. В этом ему помогло хорошее собственное образование, полученное в Хорольском городском училище.

Боевая служба в 17-й автомобильной роте Кавказской армии на Турецком фронте закалила его и без того твердый характер. Окружавшие Николая друзья и сослуживцы всегда чувствовали в его характере стержень, выражавшийся в прямоте суждений, чувстве справедливости, ответственности за порученное дело и личной смелости.

В Российской империи звание «русский офицер» было не просто обозначением профессиональной либо социальной принадлежности. Звание «офицер» означало принадлежность к особой касте людей, для которых честь и достоинство были дороже жизни. За честь сражались, за нее же и умирали!

А. И. Куприн, воевавший в Первую мировую войну, писал: «В офицерском составе уживались лишь люди чрезмерно высоких боевых качеств. В армии нельзя было услышать про офицера таких определений, как «храбрый», «смелый», «отважный», «геройский» и так далее. Было два определения: «хороший офицер» или, изредка, – «да, если в руках».

Еще в годы русско-японской войны 1904–1905 годов ротмистр В. М. Кульчицкий написал «Советы молодому офицеру», которые, по сути, стали кодексом чести русского офицера.

В годы Первой мировой войны «Советы молодому офицеру» были переизданы несколько раз. В предисловии к военному изданию В. М. Кульчицкий писал:

«Ныне вследствие военного времени «Советы…» еще более необходимы и полезны. Ускоренные выпуски молодых людей в офицеры не дают возможности и времени усвоить в школах всех тонкостей традиции, правильного взгляда на сущность военного воспитания и дисциплины. Молодому офицеру предстоит самостоятельная работа над собой.

Если принять во внимание, что проступки мирного времени в военное время становятся преступлениями, караются особенно сурово, …то «Советы…» дают возможность офицеру избежать многих ошибок… чтобы уяснить все то, что требуется от него, чтобы быть хорошим, не роняющим своего достоинства офицером.

Офицер, не освоившийся еще со своим новым положением, которое основано на условностях, выдержанности и военном такте, часто теряется и не знает, как ему следует поступать в некоторых случаях, не предусмотренных уставом. Ни в каких уставах этих советов молодой офицер не найдет» (Кульчицкий В. М. Кодекс чести русского офицера. М.: РИПОЛ-классик, 2016).

Николай Лоза быстро освоился со своим новым положением и обликом. Но иногда, при беглом взгляде в зеркало, ему не верилось, что это он, что это его крепкую фигуру облегает новенькая офицерская форма с золотыми погонами, поскрипывающая портупея, щегольские офицерские сапоги, шашка, револьвер и в кожаном футляре на длинном ремешке полевой бинокль.

Да, читатель, это тот самый бинокль, который спустя сорок лет я обнаружил на дне бабушкиного сундука, тот самый бинокль, с которого началось мое прикосновение к жизни и трагической судьбе офицера русской армии Николая Игнатьевича Лозы – старшего брата моего деда Карпа Игнатьевича Лозы.

Этот бинокль, единственная фотография и сделанная на первой странице Послужного списка прапорщика Лозы, рукою самого Николая Игнатьевича запись: «Читал 2-го февраля 1917 года прапорщик Николай Лоза» – вот и все вещественное, что сохранилось от него на этой земле… Да еще память…. Светлая человеческая память.

«Читал 2-го февраля 1917 года прапорщик Николай Лоза» – перечитываю я снова и снова запись, сделанную четким, аккуратным почерком Николая Игнатьевича…

До Февральской революции оставалось 25 дней!..

Глава 4

Москва, 1917 год

Состав, заскрипев тормозами, остановился. В открытые двери вагона ворвался шум Курско-Нижегородского вокзала Москвы, куда приходили поезда с Кавказа. Запахло углем, жженой нефтью, паровозной смазкой.

Прапорщик Николай Игнатьевич Лоза с волнением вышел из вагона: «Вот она Москва!», и тотчас окунулся в вокзальную суету: сновали пассажиры, что-то выкрикивали продавцы-лоточники, шныряли какие-то темные личности, толпились солдаты и обалдевшие от сутолоки крестьяне.