Жизнь и труды архиепископа Андрея (князя Ухтомского)

Воистину «не ведают что творят»: еп. Николай, например, не так давно (в ноябре 1922 года [348] ) ушел из обновленчества – и уже взялся обвинять в неканоничных поступках своего недавнего наставника, совершившего над ним хиротонию. Но еще более странно смотрятся подписи первых трех архипастырей: ведь этим актом они фактически объявили запрещение самим себе, ибо их хиротонии можно счесть недействительным по всем трем вышеприведенным пунктам (именно так и поступили обновленцы). И Иоанн, и Серафим, и Вениамин были поставлены во епископы уже после формального назначения владыки Андрея на томскую кафедру и хиротонисаны без ведома патриарха, являвшего тогда высшую власть в церкви [349] .

На этом уфимские епископы не остановились и, смешав в одном ряду обновленцев с верными еп. Андрею клириками, купно запретили их в служении, а мирян, состоящих с ними в общении, 2 июня 1926 года «исключили от общения православных обществ, окормляемых православными епископами» [350] . К этому постановлению добавил свою подпись еще и епископ Белебеевский Петр (Савельев), до лета 1924 года обновленец [351] .

Помимо епископов, свое отношение к владыке Андрею высказал ряд младших клириков, призвавших к его изоляции от верующих. К этому времени умение организовывать собрания и единодушное принятие резолюций уже стало всеобщим достоянием. Наряду с прочими постановлениями, «пастырско-мирянское собрание градо-Уфимских церквей» обвинило владыку в том, что он «неоднократно высказывал предостережение принимать в Уфу епископов только после отрицательного их отношения к Святой Православной Церкви Христовой», и предложило ему ответить на ряд грубых и безграмотных вопросов, составленных таким образом, словно они обращены к защитнику зловреднейшей ереси [352] .

10

Послание митр. Сергия, брошюра Виктора Константиновского, многочисленные писания духовенства, возглавляемого епископом Давлекановским, вносили раздор в среду мирян и клира Уфимской епархии, явившись фактически пособничеством внешнего давления на Церковь. Причем пособничеством именно в тот период, когда в Башкирии широко развернулась атеистическая пропаганда и местный «Башкирский крокодил» вещал:

Было раньше много попов,

Больше, чем кровожадных клопов.

А теперь на каждого попа

Приходится по 33 клопа [353] .

Можно, разумеется, лишь предполагать, что имел в виду автор: истребление духовенства или нашествие домашних насекомых на уфимских обывателей, однако местная пресса с удовольствием помещала подобные материалы.

В официальной газете, например, под заголовком «Андрей Ухтомский» священник В. Воронцов подробно пересказывал сплетни о взаимоотношениях владыки со старообрядцами и об его осуждении митр. Сергием и частью уфимского духовенства; в частности, со ссылкой на будто бы виденные на столе у еп. Климента (Логвинова) письма сообщалось о намерении владыки Андрея перейти в Белокриницкую иерархию с частью беглопоповцев и вместе со всей Уфимской епархией [354] . Власти охотно тиражировали любые сведения, свидетельствовавшие о развале православной организации, используя их для своей кампании по профанации Церкви.

Однако идейные споры разрешаются в совершенно иных плоскостях, а Церковь в данный период помимо извечных принципов своей жизнедеятельности обладала еще и имевшими каноническую силу определениями путей своего сохранения и возрождения: постановлением патриарха 1920 года и актом митр. Агафангела 1922 года о немедленном применении принципа епархиальной автокефалии [355] . Эти решения могли бы послужить руководством к действию повсеместно, если бы не многовековая отравленность большинства клира идеологией неразрывной связи церковного управления с государственной политикой.

Однако попытки претворения принципа епархиальной автокефалии в жизнь были, лучше других изучены деятельность епископов Николая (Ярушевича) и Алексия (Симанского) в Петрограде, архиереев в Калуге, Харькове, Ростове, Царицыне в начале 1920-х; позднее – идейная автономия соловецких епископов; в конце 1920-х к самоуправлению перешли Воткинская и часть Вятской епархии [356] , сложились группы Ярославских епископов, движение митр. Иосифа (Петровых), оппозиция митр. Кирилла (Смирнова); и таких примеров становится известно все более [357] .