Жизнь и труды архиепископа Андрея (князя Ухтомского)

Особо нужно сказать об обширном, но опубликованном лишь частично документе, известном как «Исповедь». Она была написана еп. Андреем в ноябре 1928 года в камере Кзыл-Ордынской тюрьмы и формально адресована тому же Нелюбову – но, как резонно предположил А.И. Нежный, «не без тайной надежды, что она будет переправлена на самый верх, в Москву, на Лубянку, а может быть, в Кремль и положит конец охоте, с двадцатого года открытой на него Советской властью» [430] .

18 января 1929 года то же Особое совещание ОГПУ, выслушав «Дело №47866 по обвинению Ухтомского Александра Алексеевича (Андрея), Герасимовой Марии Дмитриевны по 58/10 ст.УК», постановило: «Ухтомского Александра Алексеевича (Андрея) заключить в места лишения свободы, подведомственные ОГПУ, сроком на 3 года, считая срок с 17.10. 1928 г. Герасимову Марию Дмитриевну приговорить к лишению свободы сроком на 6 месяцев, считая срок с момента вынесения настоящего постановления. Дело сдать в архив» [431] .

Еп. Андрея отправляют в родные места, в Ярославль, где он все три года, до осени 1931 года, содержался в одиночной камере №23 Ярославского политизолятора – печально знаменитой тюрьмы Коровники.

* * *

Написанный в 1928 году, накануне ареста в Кзыл-Орде, и тоже послуживший одной из причин к нему памфлет «О радостях митрополита Сергия» известен лишь в излечениях. Видевший его оригинал А.И. Нежный описывает его так: «Имеет в начале начертанный рукой епископа крест, дарственную надпись: “Возлюбленной во Христе духовной дочери Иустинии на молитвенную память. Грешный епископ Андрей” и эпиграф: “Церковь есть общество чистых совестей, а где есть сознательная бессовестность и ложь, там нет Святой Церкви”» [432] . Повод для памфлета дала некая брошюра под названием «Где правда?» (библиографически не идентифицирована) с доказательствами канонической законности первенствующего положения в Церкви митрополита Сергия (Страгородского). Как пишет еп. Андрей, «прочитав эту горячую защиту церковного беззакония, автор этих строк не счел себя вправе молчать и решил сказать фактическую правду о митрополите Сергии, которую перетолковать нельзя и которая красноречивей всех украшений доказывает великий вред для Церкви от митрополита Сергия и всех его единомышленников и последователей». Обыгрывая основной тезис Декларации митрополита Сергия («Ваши радости – наши радости»), еп. Андрей иронизирует:

...

Эти радости у митрополита Сергия начались давно, с 1905 г., с сентября месяца. Это были бурные дни, когда… честнейшие русские люди во главе с князем Трубецким говорили русскому императору, что жить по немецкой указке нельзя, что Россия теряет терпение от издевательства над ее здравым смыслом. В самый разгар этой борьбы за правду Сергей Трубецкой скончался. Вся честная Россия ахнула от боли. Пригласили на торжественную панихиду над гробом Трубецкого самую светлую личность, известную своей верою, чистотою и любовию, – тогдашнего ректора Санкт-Петербургской духовной академии еп. Сергия… Но он знал, что его радость не у этого гроба, и отказался от служения этой панихиды. И за это дождался своей первой крупной радости: Победоносцев через неделю… назначил его архиепископом Финляндским. Это ли не радость? Эта почетная синекура была куплена только верою, чистотою и любовью! Т.е. благовременным отказом от молитвы о нечестивом конституционалисте Сергее Трубецком [433] .

Владыка напоминает о двойственной позиции Сергия, который, будучи с 1906 года членом Предсоборного совещания и одновременно – членом Синода, в первом своем качестве поддерживал проекты, вводившие в церковную жизнь приходскую самодеятельность, а во втором – их отвергал: «Такова его чистота и кротость» [434] .