Жизнь и труды архиепископа Андрея (князя Ухтомского)

Однако лишь через четыре месяца «пролетарской общественности» сумели предъявить разоблачения деятельности еп. Питирима и его паствы: их обвиняли в антисоветской деятельности, хранении св. мощей и в молитвах над больными. Цикл из трех статей заканчивался обещанием: «В ближайшее время он и его помощники – священники Лисенко Иван, Панченковы Михаил и Кузьма и монахини Михайлова, Смольникова, Пашко и Сальникова – предстанут перед пролетарским судом» [411] .

Пока процесс готовился, в той же газете появилась новая рубрика «В поход на поповщину», одной из первых победных реляций в ней стало сообщение о ликвидации в октябре 1928 года женской коммуны «Святые Кустики», в которой монахини выращивали зерно и картошку [412] .

Судебный процесс открылся 20 апреля 1929 года в здании Башглавсуда под председательством главного из судей автономной республики – председателя Башглавсуда Трясоногова. Отчет о нем печатался в семи номерах газеты. Лейтмотив звучал так:

...

« Все дороги ведут в Рим », т.е. к сподвижнику и другу Колчака – к епископу Андрею, князю Ухтомскому, который находится сейчас там, где и полагается находиться помощнику Колчака [413] .

Суть речей государственного и общественного обвинителей сводилась к тому, что еп. Питирим со сподвижниками изготовляли мощи, изгоняли бесов, «обманывали трудящихся» посредством распространения православной веры и вели антисоветскую пропаганду; еп. Питирим основал в селе Вознесенском Иглинской волости «трудовую коммуну», где монахини обновляли иконы, а деревню Кузнецовка поставленные им священники «сумели обработать так, что превратили чуть ли не в монастырь. Ходили там все в черном… комсомольскую ячейку сумели стереть с лица земли» [414] .

За это государственный обвинитель потребовал «изоляции всей этой своры от общества» [415] .

Обвинение ссылалось главным образом на показания местного почтальона. Но были приглашены и свидетели защиты, однако «номер, как говорится, не прошел. Эти свидетели за ложные показания были взяты под стражу и оправлены в исправдом» по 95 статье УК [416] .

Подсудимые не каялись, а лишь отвергли обвинения в «волховании» и антисоветской агитации. После четырехдневного разбирательства в ночь на 24 апреля был оглашен приговор:

...

Лодыгин Потапий (епископ Питирим) приговорен к 2 годам лишения свободы с высылкой затем из пределов Башреспублики. Смольникова Марфа к той же мере. Панченко Михаил и Кузьма к заключению под стражу на 1 год 6 месяцев, Лисенко Иван – на один год. Сальникова, Пашко и Михайлова – на шесть месяцев [417] .

Дальнейшая судьба еп. Питирима и его сотрудников известна по отрывочным и иногда противоречивым данным. Освободившись из тюрьмы в 1933 году, схиархиепископ Петр некоторое время жил в городе Глазове, с января 1934 года пребывал на покое при своей кафедре в Уфе (по май 1936 года) [418] . Затем, фактически перейдя на нелегальное положение, ушел в затвор (насколько известно, в Калуге в 1938–1940 годах), затем находился в Белорецке, а в 1945 году был арестован в Уфе и приговорен к пяти годам ссылки в Среднюю Азию, где ушел в горы. В 1949–1951 годах скрывался в Белоруссии и на Кубани [419] . И хотя митр. Мануил (Лемешевский) сообщает в своем словаре следующее: «Скончался 1.10.1950 года. По рассказам игумена Мисаила, умер сидя в кресле с поднятыми руками и благословляющим перстом. Завещал хоронить его без гроба по Афонскому уставу. Епископ Питирим в схиме Петр был творцом Иисусовой молитвы, имел дар слёз и прозорливости. Спал три часа в сутки, а ложился в постель только во время болезни. Живя в затворе, соблюдал полный Афонский устав. Был высокого роста, фигура была прямая. Волосы на голове были белые и длинные», – на деле схиархиепископ Петр умер много позже, в удмуртском городе Глазове 2 июня 1957 года [420] .

Группа уфимских «андреевцев» – последователей еп. Питирима – продолжала существовать, и главным ее вдохновителем был священник Михаил Панченко. В 1930 году он был вновь арестован (видимо, вместе с еп. Руфином), провел три года в лагере, еще три в ссылке, в 1937 году получил новые три года лагерей. Выйдя наконец на свободу, с 1940 года ходил между Уфой и Белорецком и исполнял требы. Это была, как выражался журнал «Антирелигиозник», «церковь в чемодане». В марте 1948 года он был арестован в Уфе по доносу в тот момент, когда крестил двоих младенцев, и приговорен к 25 годам. Еп. Питирим, вспоминая об о. Михаиле, писал: «Он нес крест за чистоту Церкви» [421] .