Отец Михаил служил таким образом в Уфе и близлежащих поселениях, пока позволяло здоровье (вплоть до начала 1970-х), но даже не заходил в храмы последователей Сергия (Страгородского). В 1930-х подобных «странствующих» или «бродячих» священников было довольно много [422] .
Таковыми оказались плоды активизации антирелигиозной борьбы в Башкирии. Местная власть замахнулась столь широко, что в Москве были несколько удивлены и предложили поумерить пыл. Представитель ВЦИК, прибывший в Уфу для обследования советской работы, предупредил на заседании Башкирского обкома партии: «Нельзя было закрывать православные церкви голосами татарских товарищей; были случаи, когда за закрытие русских церквей голосовало татарское население, а за закрытие мечетей – русское. БашЦИК о 19-ти церквах, получив непосредственное указание из Москвы и обкома партии, дает телеграммы немедленно обсудить вопрос о закрытии церквей, организовать комиссии, тщательно проверить, а сам в этом же постановлении закрывает 72 церкви без обсуждения» [423] .
Но несмотря на подобные предостережения от «перегибов» урон православным был нанесен значительный. В первую очередь под удар попадали приходы сторонников еп. Андрея. И все-таки к 1932 году идеям владыки следовали прихожане 30 церквей, и еще два прихода (один из них – Крестовоздвиженский в Нижнегородке [424] ) были под омофором Иова (Веселова) [425] – ставленника владыки Андрея.
Более того, известен даже один андреевский приход, существовавший в 1929 году вдалеке от Башкирии, в Ленинграде; ему принадлежала часть церкви Алексея Человека Божия на Геслеровском проспекте (закрыта 10 декабря 1932 года и до неузнаваемости перестроена под завод [426] ).
3
Как мы помним, 8 июля 1927 года Особое совещание при Коллегии ОГПУ приговорило еп. Андрея к трем годам ссылки в Кзыл-Орду, в Казахстан. Но и здесь его посещают духовные дети, единомышленники, последователи. Отсюда он наставляет свою паству письмами, проповедями, теоретическими работами, ответами на вопросы. Все это переписывается многочисленными сторонниками владыки и распространяется в Башкирии. Впрочем, как владыка пишет в своем обращение к прокурору Казахстана от 30 октября 1928 года, в Кзыл-Орде, в храме, «местное духовенство публично в моем присутствии меня оскорбляло» [427] .
4 (17) октября 1928 года – в годовщину своей архиерейской хиротонии – владыка был арестован уполномоченным Секретного отдела полпредства ОГПУ по Казахстану Нелюбовым «за написание и распространение брошюр антисоветского содержания», в частности – письма служившему в Башкирии священнику Алексею Унгвицкому [428] . Вместе с владыкой арестовали жительницу Кзыл-Орды М.Д. Герасимову, переписывавшую его сочинения. При этом Евдокия Рудницкая, – хозяйка квартиры, на которой он жил, – ссылаясь на плохое здоровье владыки (порок сердца, болезнь почек), просила полпредство оставить владыку дома на поруки. В своем обращении к прокурору Казахстана еп. Андрей настаивал, что частное письмо о «безбожной сифилизации» не может быть сочтено агитацией, ссылался на соответствие действующего закона о религиозных общинах своим собственным воззрениям и т.д.:
…Я сам признаю коммунизм идеалом божественной жизни. Коммунизм я оправдываю идеологически историей христианства. Эта мысль заключается как основная в моих письмах о защите Христовой Церкви. Но обоснование коммунизма на безбожии – это для меня представляется самою яркою ошибкою, которая совершенно очевидна в нашей повседневной жизни, когда верующие совслужащие потихоньку от власти бегают в церковь, потихоньку крестят своих детей, потихоньку соввласть обкрадывают и всячески потихоньку ее обманывают. Это великая ложь нашего времени, не обличенная еще литературой.
…Все вышеизложенное дает мне твердую убежденность, что в отношении ко мне не будет допущена излишняя жестокость, и мое дело по обвинению меня по 58 статье будет пересмотрено, и я от этого обвинения буду освобожден.
30 октября 1928 года.
Пишу карандашом. Под арестом чернил не имею [429] .