Жизнь и удивительные приключения астронома Субботиной

Ей действительно удалось выбраться в Петроград в начале ноября 1916 г., но пробыла Н. М. Субботина там совсем недолго: из-за болезни тети ей пришлось срочно возвращаться в Москву. Как она с грустью писала Н. А. Морозову 1 января 1917 г.: «… Мне не удалось у Вас побывать, т[ак] к[ак] через неделю после моего приезда в П[етроград], меня вызвали обратно срочной телеграммой о болезни тети доктора, к[ото]рую Вы видели в Собольках[854]. Я ее уже не застала. Она заразилась от больной и умерла в 3 дня. М[ожет] б[ыть] Вы читали в „Рус[ских] Вед[омостях]“ 2 ее некролога?[855] Там собирается подписка и на ее памятник, как пионерки женского образования. Она же — всю свою жизнь отдавала другим и не имела ничего своего»[856]. Субботина спрашивала Морозова о его планах и сокрушалась, что война сильно нарушила ее собственные: «Как думаете провести зиму? Куда собираетесь на лекции и концерты? Какие книги издаете или издали за последнее время? Я очень отстала ото всего в деревне, вообще война нарушает многие мои планы и вечно все приходится переделывать и приспособлять к изменяющимся условиям»[857].

Нина Михайловна не забывала о своих научных интересах, хоть ей и пришлось отложить их в сторону на такой длительный срок. Она поддерживала связь с Г. А. Тиховым и была очень довольна его работой на Кавказе летом 1916 г. по устройству обсерватории, которую они планировали вместе. «По-прежнему очень мечтаю о Кавказе и горных станциях Г. А. Тихова, — писала она Н. А. Морозову. — …Очень приятно, что Г. А. [Тихов] устраивает на Казбеке „летучку“ и хочется всячески содействовать ее основанию. Вот это пусть и будет моим новогодним пожеланием и Вам, как председателю РОЛМ, к[ото]рому будет принадлежать станция. Если бы Вы знали, как мне приятно думать, что моя идея не умерла, и имеет продолжение и самостоятельно развивается таким талантливым человеком как Г. А. Тихов!»[858]

Но время шло, и ситуация в стране не только не изменялась к лучшему, но неуклонно ухудшалась…

Глава 9. Великая русская революция

Первый съезд Всероссийского астрономического союза

Чем неспокойнее становилась ситуация в стране, тем отрывочнее доступная нам личная переписка Н. М. Субботиной, тем меньше информации как о ее повседневной жизни, так и о ее научной деятельности. В настоящее время известно всего одно письмо, благодаря которому можно составить представление об отношении Нины Михайловны к Февральской революции 1917 г. 14 марта 1917 г. она обратилась к Н. А. Морозову с просьбой публично высказать предложение о сносе Бутырской тюрьмы. «Дорогой Николай Александрович! — писала она. — Обращаюсь к Вашему содействию: не напишите ли хотя бы в „Русские Вед[омости]“ предложение срыть Бутырскую тюрьму, эту русскую Бастилию — кажется самую древнюю московскую тюрьму; срыть и на ее месте воздвигнуть „Дворец свободного народа“, с различными просветительными учреждениями?»[859] Просьба эта была навеяна, видимо, не только известным историческим примером срытой Бастилии, слухами о намерении Московской городской думы снести окружающие ее дома, чтобы построить новое здание для Думы, но и искренними и глубокими детскими впечатлениями. «Вот Моск[овская] гор[одская] дума проектирует срыть окружающие ее дома и выстроить для себя новое здание — будет стоить 50 миллионов, — писала Нина Михайловна. — Но гораздо законнее и желательнее то, что я сейчас высказываю?»[860]. И далее она рассказывала о своих впечатлениях о революционных событиях в Москве: «Смотрела я 12-го марта на сплошной поток людей с красными знаменами, текший мимо Бутырок от своего района, к центру, и подумала, что он достоин своего дворца и именно на месте разрушенной тюрьмы, где страдало столько народа, с таких давних времен! Поддержите, друг, мою мысль! Маленькой девочкой еще я видела эту тюрьму, и привыкла думать о тех, кто в ней томится, жалеть их и желать им полного освобождения!»[861] И продолжала далее: «Как я рада, друг, что и Вы дождались этого времени! Какие неограниченные возможности впереди! Свобода, равенство, братство! Улица дышала, как море на рассвете, и чувствовалась в ней свободная стихия!»[862]