Жизнь и удивительные приключения астронома Субботиной

Нина Михайловна беспокоилась и за самого Николая Александровича, и за его супругу Ксению Алексеевну, боялась за судьбу их усадьбы, не испытывала особой симпатии к большевикам и, возможно, желала победы армиям Колчака. «Напишите, дорогой друг, где Вы теперь? — спрашивала она. — Цел ли Ваш Борок[947], или и Вас оттуда изгнали? Ведь с одной стороны оказываются представители отвлеченной науки, а с другой самое низкое корыстолюбие и алчность, от которых следует бежать, отрясая прах от ног своих, и не бросая жемчуга своего перед свиньями. Вот такие-то существа спинномозговых рефлексов теперь и обитают в Собольках, осуществляя свой идеал… И ведь искренне думают, что больше человеку ничего и не надо, как только есть, пить и спать, по возможности ничего не делая!..»[948] И добавляла, извиняясь за свою «грубость»: «Вы не думайте, что я бранюсь, я изучаю с печальным удивлением практику социализма»[949].

Занятия астрономией: организация кружка, подготовка лекций, руководство астрономическими наблюдениями и собственные наблюдения, — наверно, помогали отвлечься от неприглядной реальности. Но справедливо и то, что острый, привычный к научной работе ум Нины Михайловны просто не мог не наблюдать, не анализировать, не делать выводы. «Очень интересные группы Солнечных пятен, — делилась она результатами наблюдений с Морозовым. — На Пасхе мы наблюдали образование и увеличение одной группы пятен: у нас было 3 грозы, стояла страшная жара, — а теперь другая, очень большая, стала быстро уменьшаться и выпал глубокий снег». И Нина Михайловна задалась вопросом: «Не стоят ли такие изменения пятнообразовательной деятельности Солнца в связи с резкими изменениями погоды? Как будто то прибывает, то убывает энергия теплового лучеиспускания Солнца!» Она советовалась по поводу этой идеи с Николаем Александровичем: «Не можете ли сообщить мне что-ниб[удь] на этот счет? Я боюсь определенных заключений, хотя и наблюдаю Солнце давно, но зависимость представляется очень сложной»[950]. Впоследствии это наблюдение выльется в доклад на научном съезде и научную публикацию.

Сормовская обсерватория

Участники первого съезда Всероссийского астрономического союза планировали собраться в следующий раз не позднее декабря 1918 г. в Москве. Сделать это оказалось, однако, совершенно невозможно. Второе собрание российских астрономов удалось провести только через три года, летом 1920 г., и не в Москве, а, как и прежде, в Петрограде. Съезд заседал с 23 по 27 августа. Нина Михайловна получила приглашение участвовать в нем только 16 августа 1920 г. Приглашение, к большому ее сожалению, не сопровождалось пропуском на въезд в город. Нина Михайловна попыталась получить необходимые документы, но сделать это в нужный срок оказалось невозможно. 19 августа она написала С. К. Костинскому: «Вернувшись 16 авг[уста] из командировки в глушь нашей губернии, за сбором лекарственных трав и набл[юдением] природы, я нашла на почте давно ожидаемое приглашение Съезда. К сожалению, оно не сопровождалось мандатом, или каким-ниб[удь] разрешением на въезд в Петербург, и мне вместо немедленного выезда, приходится тратить время на хлопоты о разрешении. Боюсь, что время уйдет и я не успею. Очень будет жаль!»[951] Действительно, имени Н. М. Субботиной нет среди участников съезда[952], так что, по-видимому, ее хлопоты оказались напрасными. Однако из предварительной программы съезда видно, что организаторы планировали заслушать отчеты различных астрономических учреждений и даже отдельных астрономов об их работе за время, прошедшее между съездами. Пункт 2 программы был сформулирован следующим образом: «Отчет о деятельности обсерваторий и отдельных лиц»[953]. Из протоколов заседания съезда видно, что участники выслушали отчеты о работе Пулковской, Казанской, Энгельгартовской, Одесской, Ташкентской обсерваторий; Пермского и Томского астрономических кабинетов[954].