И никаких там Майклов Джексонов, Кеннеди и Мартина Лютера Кинга (если в двадцать первом веке не догадаются насчет камня).
Хаммурапи-то был умен.
Сегодня жить в Европе — то же самое, что жить на хорошо ухоженном кладбище.
Впрочем, о том еще кричал Иван Карамазов.
Проблема власти — народ. Проблема народа — власть.
Общая беда всех демократий и всех тираний состоит в том, что люди — большие сукины сыны.
До сих пор переживаю за Хому Брута, что не удалось ему отстоять третью ночь.
В литературе выживают единицы. А мучаются тысячи…
Верный признак пора жения страны (война, экономика, суть не важно) — проституция ее женщин.
Искусство заражает. Ремесленничество, в лучшем случае, вызывает любопытство.
Гений Баха — в невероятном развитии любой музыкальной темы. Не успеешь оглянуться, простейшую мелодию он доводит до поистине космической полифонии.
Человек начинает жить, когда творит. Все остальное время он существует.
Для человеческой природы нет ничего более тяжелого, чем служение Богу.
У Павла Басинского есть парадоксальная, любопытная фраза о том, что от страха смерти Толстой спасался на войне.
Загадка Сальвадора Дали в том, что в нем нет никакой загадки.
Почему-то многие считают, что Иисус кроток, добр, мил… Ничего подобного! Они просто не читали Евангелие. На самом деле Христос суров, гневен, бескомпромиссен — «не мир вам принес, но меч…».
Весь вопрос современного литературного мастерства — вместить как можно более мысли на один кв. см бумаги.
Трагедия многих людей в том, что они воображают себя причиной, хотя на самом деле являются всего лишь следствием.
Правда — ужасно безобразная дама. Иногда просто не хватает смелости смотреть ей прямо в лицо.
Женщина оказалась исключительно умной — она никуда не лезла, слушалась и предпочитала молчать…
Если Бог решает наградить человека, Он начисто лишает его зависти.
Для Сатаны монах — первый и злейший враг. За обывателя дьявол спокоен (никуда тот не денется), но здесь — явный вызов, дерзость, попытка «отлепиться от магнита». Вот почему монахи преследуются им особенно зло.
Правда (учение Христа) никогда не прячется. Более того, она не приемлет тайны. Ей совершенно нечего скрывать. Там, где начинается тайна, там почти всегда начинается ложь. Для лжи тайна — лучшее покрывало (о мистериях, о «посвященных», о масонстве).
Что огорчает в жизни Толстого? Его попытки (безуспешные) выкарабкаться из человеческой природы.
Политика — не убеждения. Политика есть мгновенная реакция на меняющуюся обстановку. Сегодня я говорю одно, завтра — совершенно другое.
Всякая власть безбожна, но лишь у КПСС хватило глупости в этом признаться.
Вся литература держится на «как», «подобно» и «словно»…
Корабли, направляемые человеками, никогда не придут в те гавани, в которые люди их направляют.
Бетховен — это волны, мечущиеся по океану. Некоторые из них — настоящие цунами.
А может быть, русский народ и был создан лишь для того, чтобы в нем зародился Гагарин? Пути Господни неисповедимы…
Первые признаки старческого маразма — брюзжание насчет современности и постоянное поворачивание головы назад, на «старые добрые времена».
Человеческая природа — вещь до конца не изученная, но подозреваю: тот, кто в конце концов докопается до истины, ужаснется правде о человеке.
Любой дурак, который скажет, что завтра грядет война, не попадет пальцем в небо.
Каждый раз, когда думаю о Юрии Олеше, во мне просыпаются слова: «золото», «золотой», «солнечный»…
История всегда будет такой, какой тот или иной человек захочет ее видеть.
Современному обществу выхода-то особого нет — либо тиран, либо банкирщина (грустные еврейские глаза).
Бешеную, фантасмагорическую, чудовищную попытку перековать человека предприняли большевики… И что? И ничего…
Страшно, когда политик верит в то, что он знает устройство мира.
Ненавижу слово «шоу». От него за версту разит чистоганом.
Бандиты захватывают власть, а потом придумывают законы, которые позволили бы им остаться у этой власти.
Та к начинается любое государство.
С удивлением читаю у многих: в юности они считали себя бессмертными (были уверены, что вечны). Я-то еще с детства знаю, что непременно умру. Помню — лет в пять эта мысль так меня поразила, что весь вечер прорыдал — ни отец, ни мать не могли успокоить.
Один из комментаторов бокса, комментируя особо трудный поединок, в конце концов удрученно, даже горько, с непередаваемой какой-то печалью в голосе воскликнул: «И совсем нет ударов по печени!»
…Там, где людям, оказавшимся в бедственном положении, создают порядок, они воспрянут духом. Там, где их лишают порядка, они гибнут и увлекают за собой других.