Жизнь Константина Германика, трибуна Галльского легиона

– Прибыла сюда сокровища Доброгаста осмотреть, убедиться, что ты ничего не унесешь, когда покинешь крепость.

Последняя фраза пирата прозвучала несколько двусмысленно, и трибун насторожился:

– Я тебя до конца не понял, или ты греческий подзабыл? Что значат последние слова «ты… покинешь крепость»? Я что, сам должен уйти? Без своих людей?

– А как иначе? – искренне удивился Лют. – Ты расплатишься золотом Доброгаста за свою свободу и уйдешь без препятствий.

– Нет, сделки не будет, – решительно возразил римлянин, положив правую руку на рукоять спаты. – Ты просрал переговоры, пират. Я порешу и тебя, и эту старую кобылу.

– Постой, постой, – заторопился Лют. – Обнажить меч всегда успеешь, да и сарматский князь проживет без седой жены. Я придумал кое-что получше.

С этими словами он принялся, то и дело прибегая к выразительным жестам, что-то втолковывать сарматской жрице. Она недовольно фыркала, пыхтела, а один раз от возмущения даже испустила дурной воздух. Наконец милостиво крякнула, что, по всей видимости, означало согласие.

– Госпожа готова выслушать твои условия лично, убедившись, что золото на месте и его много, – объявил Лют.

Достигнув в этом пункте компромисса, разноплеменная компания направилась к лестнице, ведущей во двор крепости. Там трибун подвел сарматку к единственному каменному строению на Юрьевой горе, дому Смилы. В большой комнате продемонстрировал жрице сундук Доброгаста. Достал оттуда несколько увесистых мешочков, набитых золотыми солидами и серебряными денариями. Жестом предложил заглянуть в сундук, доверху заполненный серебряными изделиями: вазами, статуэтками, кувшинами и кратерами, инкрустированными драгоценными камнями.

Лицо сарматки раскраснелось от волнения. Она что-то гортанно произнесла и рассмеялась.

– Я так понял, что за все это ты можешь вывести и своих солдат. Но только римлян, – пояснил Лют.

Константин Германик, поколебавшись, заявил:

– Переведи, что мне надо будет возвращаться через антские земли. Поэтому я настаиваю на том, что освобождены должны быть все анты, пребывающие в крепости. Если сарматы их перережут, самим римлянам далеко не уйти.

Услышав слова Люта, сарматка взвизгнула от негодования и, брызгая слюной, разразилась варварской филиппикой.

Константин Германик даже не удосужился выслушать до конца перевод сказанного ею. Направившись к выходу, непреклонно, как подобает римскому офицеру, бросил пирату:

– Объяви сарматке, что у меня в тайнике груз оружия, которое я предполагал продать в Самбатасе. Длинные спаты; железные, а не бронзовые наконечники для стрел; уздечки и пехотные шлемы с конскими гривами. Также редкая ткань пурпурного цвета, из которой шьют убранство для императоров и их жен. Отдам все бесплатно. Условия выхода из крепости я, трибун Галльского легиона, намерен обсуждать только с одним из военачальников князя степей… При этом он должен быть равным мне по званию. Таковы правила ведения переговоров в Империи, изменить их не в моей власти.

Лют и сарматская жрица, соблюдая все правила предосторожности, спустились по найденной антскими мальчишками веревочной лестнице к основанию Юрьевой горы. Дождавшись, пока они скрылись из глаз в дубовой чаще, Германик посмотрел на небо. Солнце стояло в зените. Полдень. Штурма сегодня не будет. На ночь глядя ни одно войско на стены не полезет.

«Однако хотел бы я знать, насколько серьезна конфронтация сарматов с готами? В любом случае этим надо воспользоваться. Но как?» Эта мысль не давала трибуну покоя. Он не хотел признаваться сам себе, но единственным разумным выходом представлялось обратиться за советом к хитроумному греку. Наконец, смирив самолюбие, римлянин с неохотой направился к крутой лестнице, ведущей во двор крепости.

Принял от Аттика поводок с Цербером и, с силой почесывая собаку за ухом, поведал о перипетиях сегодняшних переговоров. Бывшего актера в комнату с сокровищами Доброгаста не пустили, а значит, он не увидел самого интересного. Поэтому он, вытянув худую шею, жадно все выслушал. Затем удовлетворенно хлопнул себя по ляжкам:

– Удалось, командир! Клянусь тенью Софокла, удалось!

Что именно удалось, Германик так до конца и не понял. Его в очередной раз поразила наглость провинциального актера, умудрившегося сослаться на трагика Софокла, как на своего недавнего знакомого. Эллия Аттика, видно, собственная реприза вовсе не смутила. Напротив, он с жаром стал указывать трибуну на необходимость «сыграть в кости с тупыми сарматами». Как? Да очень просто! В следующий раз, когда явятся послы от «владыки степей», выдвинуть противнику новые условия. К примеру, отступить от стен крепости на возможно большее расстояние. Даровать осажденным десяток лошадей, которые могут понадобиться римлянам и антам для транспортировки поклажи. Дозволить взять с собой все, что может унести взрослый человек.

Понятно, что условия не просто невыполнимые, но оскорбительные. Когда же послы сарматов возмутятся, следует просто показать им в сторону лагеря готов, намекнув, что там будут посговорчивее.

Глава ХLVIII Сарматский тысячник