Жизнь лондонского дна в Викторианскую эпоху. Подлинные истории, рассказанные нищими, ворами и продажными женщинами

Когда приносили корзину, мисс Бетси садилась за стол вместе со своими достойными родителями, и они ели птицу и мясо, которое было нетронутым; но все, что было разрезано, все «бывшее в употреблении», эта разборчивая и высокомерная молодая женщина приказывала своей сестре Китти отдать бедным нищим.

Такая мошенническая схема не могла, разумеется, длиться годами, и, когда в Вест-Энде стало слишком горячо, неутомимые Кэггзы разместили в «Таймс» и «Морнинг пост» объявление, адресованное щедрым и гуманным людям, следующего содержания: «Бедной, но приличной семье требуется небольшая сумма денег на оплату проезда в Австралию; семья готова предоставить самые высокие рекомендации в отношении своей репутации».

Были пущены в дело старые документы, и в течение более двух лет они развивали бурную деятельность, добывая деньги, одежду и все необходимое для поездки. Г-н Кэггз тоже сделал удачный ход. Он купил старое фортепьяно и разыграл его в лотерее за пять шиллингов с носа. Каждый член его семьи воспользовался шансом. В первой лотерее его выиграла мисс Бетси, во второй — мисс Китти, в третьей — г-н Кэггз, в четвертой — его верная партнерша, а в пятый и последний раз — подруга мисс Китти, молодая женщина из семьи зеленщика. Этот бесценный предмет меблировки был продан в конце концов по личному соглашению одному дельцу в Барретс-Корт на Оксфорд-стрит, а несколько дней спустя семья Кэггзов действительно отплыла в Мельбурн, и с тех пор я не слышал о них.

Среди братства, объединяющего в себе мошенников, выпрашивающих подаяние в письмах, есть немало людей, которые притворяются литераторами. Раз или два им удалось опубликовать какой-нибудь памфлет, стихотворение или песню — как правило, патриотического содержания, — и копии этих произведений (они всегда называют их «произведениями») они постоянно носят с собой, держа наготове для любого покупателя, который может вдруг возникнуть. На протяжении нескольких лет я знал одного замечательного представителя этой категории попрошаек. Его представил мне как литератора один наивный друг, который действительно верил в его талант. Мошенник приветствовал меня как коллегу по литературному цеху и немедленно достал из нагрудного кармана своего обветшалого балахона экземпляр одного из своих произведений. «Позвольте мне, — сказал он, — подарить вам мое самое последнее произведение. Оно посвящено, как вы поймете, Достопочтенному графу Дерби — вот письмо его сиятельства, в котором он выражает свое восхищение в самых любезных выражениях». И прежде чем я смог заглянуть в книгу, автор вытащил из сильно поношенного черного портмоне грязное письмо с большой красной печатью. Безусловно, это было настоящее письмо, начинавшееся со слов: «Граф Дерби выражает свое восхищение», а далее оно подтверждает получение произведения г-на Драйвера (я стану называть своего автора этим именем).

Г-н Драйвер предъявил и много других писем; все они были от известных людей, и вежливые выражения, которыми они были изложены, немало удивили меня. Однако вскоре я обнаружил ключ к такому снисходительному отношению. Произведение было политическим, прославляющим консервативную партию и изобилующим всевозможными старомодными чувствами в отношении Тори. Все письма, которые показал мне г-н Драйвер, были, разумеется, от консерваторов. Произведение было любопытным. Оно называлось политическим романом. Эпиграф к нему был: «Pro Rege, Lege, Aris et Focis» («За короля, закон, алтарь и домашний очаг». — Пер.), а посвящение «Достопочтенному графу Дерби» было написано через всю страницу, как эпитафия. В завершение нашей беседы г-н Драйвер обратил мое внимание на то, что его произведение стоит два шиллинга. Поняв намек, я дал ему эту сумму, и тогда он попросил ручку и чернила и написал на титульном листе: «Г-ну …, эсквайру, с искренними пожеланиями от автора Дж. Фитцхардинга Драйвера». Просмотрев книгу, — а это была простая брошюра в бумажной обложке объемом в сто страниц, — я обнаружил, что сюжет не имеет конца. Я упомянул об этом г-ну Драйверу при следующей нашей встрече, и он объяснил мне, что он имел в виду в ближайшем будущем выйти в печать — это было его любимое выражение, — выйти в печать со второй частью этого произведения. Однако с той поры прошло десять лет, а г-н Драйвер так и не вышел в печать со своей второй частью. Когда я виделся с ним последний раз, он предложил мне первую книгу в качестве своей «последней новой работы», которую, как он полагал, я никогда не видел. Он также сообщил мне, что собирается опубликовать патриотическую песню в честь королевы. Не хочу ли я подписаться на ее экземпляр? Всего три шиллинга и шесть пенсов, и он оставит его для меня?

Г-н Драйвер забыл, что я уже отдавал деньги на эту самую песню восемь лет назад. Он показал мне ту же самую рукопись нового государственного гимна, которую я внимательно читал уже давно. Бумага стала мягкой, ветхой и грязной, как однофунтовая шотландская банкнота, но она стоила многих однофунтовых банкнот г-ну Фитцхардингу Драйверу.