«Когда мне было шестнадцать лет, мой отец, который держал паб в Блумсбери, попал в затруднительное положение и обанкротился. У меня не было матери, а мои родственники — уж такими они были — настаивали на том, чтобы я так или иначе сама себя содержала. Их решение полностью совпадало с моим собственным образом мыслей, и я ни на миг не отказывалась так и сделать. Тогда стало необходимо найти мне какое-нибудь занятие, посредством которого я могла бы обеспечивать себя. Само собой напрашивалось пойти в услужение, и мои друзья и я приступили к поискам места, которое я могла бы занять. Говорили, что у меня приятная внешность, а так как я не была привычна к тяжелой работе, они подумали, что из меня получилась бы очень хорошая горничная. Я поместила объявление в утренней газете и получила три отклика на него. Первый отклик, по которому я пошла, не ответил моим ожиданиям, а второе место было довольно хорошим. Но я решила пойти в третье место и посмотреть, что там предлагают, прежде чем прийти к какому-то решению. Поэтому второй вариант я не отметала и пошла в третье место. Отклик был послан из дома на Булстроуд-стрит неподалеку от Велбек-стрит. Меня провели в дом, где я увидела иностранку, которая меня ждала. Она сказала, что уезжает назад во Францию, и хотела бы, чтобы ее сопровождала английская девушка, так как она решительно предпочитает англичанок француженкам. Она предложила мне высокое жалованье и сказала, что мои обязанности будут несложными. На самом деле, сравнив очерченный ею круг моих обязанностей с тем, которые предлагали другие, я обнаружила, что мне выгодней жить с ней, чем там. Так что, немного поразмыслив, я решила принять ее предложение. И как только я ей сообщила об этом, она мягко сказала:
«Тогда, моя дорогая, будьте добры подписать этот договор между нами. Это просто проформальность, не больше, дорогуша».
Я спросила ее, что написано в договоре и почему мне необходимо вообще подписывать какой-либо документ.
Она ответила: «Это только для нашего взаимного удовольствия. Я хочу, чтобы вы оставались со мной один год, так как я не вернусь в Англию раньше. А если между нами не будет никакого договора, который обязывает вас оставаться со мной, тогда — боже мой! — вы можете немедленно покинуть меня. О, это пустяк, можете подписывать без страха».
Услышав это объяснение сделки и не прочитав документ, который был написан на половинке стандартного листа писчей бумаги (мне ведь не хотелось оскорбить или обидеть даму, начав его читать), я написала свое имя.
Она мгновенно схватила бумагу, подержала у огня, чтобы чернила высохли, и, сложив ее, убрала к себе в карман.
Затем она попросила меня быть готовой уехать с ней из Лондона в следующий четверг, так что у меня было два дня на то, чтобы сделать приготовления и попрощаться с друзьями, что я и сделала в очень хорошем настроении, так как думала, что передо мной открывается прекрасная перспектива. То, что произошло потом, вывело меня из заблуждения. Мы отплыли на пароходе из Сент-Кэтрин-Докс в Булонь и, вместо того чтобы отправиться, как я ожидала, в гостиницу, поехали в частный дом на улице N-C неподалеку от улицы Экю. Кроме того, я должна сказать вам, что с нами ехали еще три молодые женщины. Одна была горничной, другая няня-гувернантка, а третья повар. Меня представили им как людям, с которыми мне придется общаться, когда мы приедем в дом мадам. Фактически они были представлены как домочадцы; и, бедняжки, верили, что таковыми и являются, находясь в том же заблуждении, что и я. Дом, в который привезла нас мадам, был просторным, удобным и, как я потом обнаружила, хорошо, если не изящно, обставленным. Нас провели в очень хорошие спальни; они были лучше, чем, по моим предположениям, должны быть спальни, выделенные для слуг. И когда я заметила это мадам и поблагодарила ее за доброту и уважение, она ответила с улыбкой:
«Разве я не сказала вам, как хорошо с вами будут обращаться? Эти вещи мы делаем лучше во Франции, чем в Англии».
Мне не стоит распространяться о том, что затем последовало. Легко представить себе все те ужасы, которые пришлось пройти бедной девушке. Ее все-таки сломали, и ей пришлось подчиниться своей судьбе. Она не знала ни слова на французском языке и не представляла себе ни единого способа, с помощью которого могла бы все исправить. Но его она, к счастью, узнала несколько необычным образом. Когда ее образ жизни стал для нее невыносим, она приняла решение положиться на великодушие молодого английского джентльмена, который имел обыкновение посещать их заведение и который, казалось, испытывал к ней какие-то нежные чувства.