Жизнь лондонского дна в Викторианскую эпоху. Подлинные истории, рассказанные нищими, ворами и продажными женщинами

Мысль о рабстве любого рода отвратительна уму англичанина; но когда это рабство включает в себя лишение свободы, а также моральное и физическое подчинение господствующей силе, являющейся причиной этого заточения, она становится вдвойне и втройне отвратительной. Если бы дело было просто в лишении воздуха и физических упражнений или даже в выполнении самых низких обязанностей, это можно было бы вынести с некоторой долей смирения со стороны потерпевшего, насколько бы ни было незаслуженным наказание. Но здесь у нас совершенно другой случай: жертва не совершила никакого преступления, разве что по самой своей природе: ведь разве это ее вина, что она привлекательна и является женщиной? За этот каприз Создателя в момент ее рождения она осуждена на жизнь, полную страданий, деградации и отчаяния, она вынуждена принимать ненавистные для нее ласки, быть игрушкой то старческой чувственности, то импульсивной молодости — и то, и то в равной степени омерзительно, отвратительно. Если обольщение ей противно, то проявления нежности только делают ее одиночество более ощутимым, а щедрое внимание усиливает остроту ее горя; все вокруг ложь, все искусственное, кроме ее отчаянного положения. Когда к этому добавляется остракизм — изгнание с родины, — состояние несчастной женщины поистине достойно сожаления, ведь есть крошечное утешение в том, чтобы слышать родной язык, на котором говорят окружающие, особенно для девушек, принадлежащих к тому слою общества, из которого их, в основном, берут. Мы должны добавить — в довершение всей несправедливости, — что у такой девушки нет будущего, нет оправдания, нет надежды на сострадание: все надежды рушатся в тот момент, когда она надевает кричащий наряд своей тюрьмы. Осуждение достаточно серьезно, ведь оно на всю жизнь. Когда ее красота и обаяние уже больше не привлекают вожделенных мужчин, она опускается до положения служанки тех, кого заманили в ловушку, чтобы заполнить ее место. Счастье недостижимо для нее ни на каком этапе ее рабства; у нее должно быть постоянное желание конца, который хоть и приходит сравнительно быстро, но всегда слишком поздно.

Разум со временем во многих случаях становится развращенным, и приходящая вслед за этим черствость души часто мешает девушке чувствовать так же остро, как вначале. Для таких религия — мертвая буква, еще большая и дополнительная беда. Короче, вся жизнь жертвы с начала до конца — это серия разочарований в сочетании с чередой несчастий, которые заставляют содрогаться при их рассмотрении и могут почти оправдать призыв смерти:

Смерть, смерть, люблю и призываю смерть!
Благоуханный смрад! Блаженный тлен!
Встань, поднимись от ложа вечной ночи,
Ты враг, ты горький ужас для счастливых,
Лобзать я буду гнилостные кости;
В провал глазниц вложу свои глаза;
Червями пальцы обовью и в рот,
Чтоб не дышал, набью земли могильной
И стану трупом страшным, как и ты.
Приди! Оскал твой для меня — улыбка.
Несчастная возьмет тебя в мужья,
В любовники. Приди!

Шекспир. Король Иоанн, акт 3, сцена 4.

Перевод Н. Рыковой

.

Джон Бинни Воры и мошенники

Введение

Прослеживая географию реки, интересно дойти до ее истока, которым, возможно, является крошечный родник в расселине скалы в какой-нибудь узкой горной долине. Вы следуете за ее изгибами, замечая каждый ручеек, вливающийся в ее поток, пока она не сбросит свои воды в море. Точно так же мы приступаем к рассмотрению темы «воры и мошенники столицы».

Тысячи уголовных преступников в нашей стране с детства учатся своему ремеслу в лоне преступности. Большая их часть родилась в домах воров и других преступных элементов и знакома с пороком с ранних лет. Часто первые слова, которые они лепечут, это ругательства и проклятия. Многих презренные пьяные матери приносят в пивнушки, держа у груди, в то время как другие, одетые в тряпье, бегут за ними или держатся за их юбки. В своих жалких жилищах они быстро учатся лжи, притворству и ловкости и часто развиты не по годам. Большая часть из них никогда не ходила в школу; некоторые без дела бегают по грязным окрестным улицам, других посылают просить милостыню по городу, третьи ходят со своими матерями и сидят рядом с ними у прилавка, а четвертые продают спички или мелкие товары на наших оживленных улицах.