«Жизнь моя, иль ты приснилась мне…»

— Я тоже, как прежде.… Только еще пошла учиться.

— Какая специальность?

— Психология. Очень интересно копаться в человеческом нутре… вот иду с тренинга, устала.

— Я вижу…

Всего на мгновенье между ними проскочило былое и исчезло.

— Я снова женат… у меня уже две девчонки…

— Я слышала.

— Откуда?

— Кто-то сказал вскользь… не помню. Поздравляю.

— А у тебя как?

— Хорошо. Я не замужем, пока. Ну, мне пора, была рада тебя видеть.

— Я тоже. Пока.

Вера поспешно зашагала через проезжую часть и скрылась из виду, Александр остался на скамейке. Взглянув на остатки пива в бутылке, он понял, что этого недостаточно, чтобы прогнать тоску и печальные мысли, и зашагал к ближайшей торговой палатке.

Уже когда стемнело, неуверенными движениями пробираясь домой, Алекс наткнулся на стоявшую в прихожей заспанную Соню в пижаме.

— Что, не спится без папки-то? Сонечка, что случилось?

— Страшный сон приснился, а мама моется. Папа, расскажи сказку.

— Ложись, тогда расскажу. Ну, слушай. Жила-была… так положено сказки начинать. Жила-была конфетка…

19

Отвыкшие от нагрузки мышцы, как заржавевший механизм, двигались со скрипом. Направляясь к машине неверной походкой, Александра сковал страх. Если бы не три пары глаз, с тревогой следящих за каждым его движением, он с отчаянием рухнул бы на землю, но нет.

Горькая ухмылка прорезала лицо, он как младенец, снова учится подчинять себе пространство. Его когда-то верный друг, исколесивший тысячи дорог, сверкал неподобающим ему лоском. Жозе с местным механиком приводили джип в порядок целых трое суток. Жозе снаружи, механик изнутри. Добравшись до кабины, Алекс рухнул на пискнувшее сиденье, поджилки предательски тряслись.

«Ну, и что дальше?» — подумал он с сарказмом.

Со времени капитуляции перед болезнью, Алекс почти не садился за руль, хотя раньше это было одно из самых приятных для него занятий — нестись сломя голову по неведомым доселе дорогам. Это создавало иллюзию бешеного продвижения вперед, то есть навстречу жизни. С тех пор, как он отказался от жизни и от борьбы, гонки перестали его привлекать.

Густаво молодец, содержал железного коня в идеальном для такой старой машины состоянии.

Алекс купил джип у французского доктора, который совсем не стремился от него избавиться, но понимал, что неугомонный Алекс способен дать автомобилю почти непрерывное движение, а не губительное ржавление среди песков. Машина была старой закваски из разряда мало эстетичных железных коробочек с минимальным количеством пластмассовых деталей, но при этом внутри такой «железяки» имелся надежный пламенный мотор мощностью в 160 лошадиных сил. И эти лошадки очень много раз вывозили на собственном горбу Алекса из непростых ситуаций.

Со сложными чувствами радости и сожаления Алекс осматривал салон: радости от встречи со старинным другом и сожаления о том, что все в прошлом. В бардачке он обнаружил карты, многих исколешенных им земель, и в лицо повеяло ароматом странствий, душа с легкостью отозвалась на призыв к путешествию и устремилась вперед, но отяжелевший в оседлой жизни разум скомандовал «тпру», и старт был отложен на неопределенный срок. С замиранием сердца Алекс все-таки решился повернуть ключ в замке зажигания, мотор с легкостью отозвался, словно и не было этих месяцев простоя. Мотор журчал ровно и уверенно, что передалось Александру. Он вдруг поверил в свои силы и, поставив коробку передач на скорость, он быстро, чтобы не передумать, отпустил педаль сцепления. Джип дернулся, но не заглох, и они двинулись в путь. Куда — неизвестно, лишь бы движение, лишь бы вперед.

После удачного старта Алексу захотелось понестись во весь опор, но он опять сдержался. Аккуратно, как нейрохирург, он выполнил виражи и взял курс на полоску гор вдалеке. Неуверенность скоро сменилась спокойствием хорошо отлаженных в прошлом движений.

Какое наслаждение — двигаться вперед с помощью верного послушного скакуна. Он совсем забыл это удовольствие, но как было приятно это вспомнить. Великая магия движущихся за окном пейзажей заставила Алекса на минуту забыть о дороге, но весьма крутая кочка напомнила о ней.

Встряска пошла на пользу, Александру захотелось петь, и он загорланил навстречу ветру: «Нас утро встречает прохладой…». Поскольку дальше слов он не знал, перешел на «на-на-на…», при этом, не теряя энтузиазма, присущего песням первых советских пятилеток, которые были знакомы Алексу по первым звуковым кинофильмам.

Голосовые связки, отвыкшие от таких нагрузок, выдавали какие-то непривычные для уха звуки. То срываясь на ультразвук, то нисходя до хрипоты, но удовольствие того стоило.

Напор ветра, врывавшийся в машину через боковые открытые стекла, нещадно мял и месил дряблую кожу лица, но на нем, то есть лице, светлой печатью лежала улыбка.

Температура понижалась, сказывалось приближение предгорья. Дорога из грунтовой превратилась в каменистую, что отражалось на тряске.

И вот Александр снова здесь, на том самом месте, где он осознал, что жизнь его закончена. Небольшая долина с ручьем среди неряшливых, усеянных мелкими камнями склонов.