«Жизнь моя, иль ты приснилась мне…»

Трудно понять, что привлекало его в этом мрачном пейзаже. Только пучки пожелтевшей травы, уцелевшей от коз, напоминали о весеннем великолепии, о буйстве красок в период цветения. Лишь небо нарушало этот обет воздержания, оно полыхало пронзительной, неприличной синевой, в которой проплывали столь же пронзительной белизны облачка из небесной ваты.

Александр примостился на огромном валуне у самой воды. Этот камень за удобство он называл «кресло», и действительно, тело, водруженное на него, напоминало развалившееся в мягком кресле у телевизора, только вместо говорящего ящика был нашептывавший дрему ручей. Раньше он мог часами наблюдать, как в кристально чистой воде перекатываются камушки, одни на месте, другие вниз по течению. Сейчас он снова попался в эту ловушку.

Никакие мысли в это время не посещали его, еще не привыкшую к воскрешению, голову. Когда Алекс смог оторваться от ненаглядного зрелища, он поднял голову вверх и обомлел.

Высоко, выше вершин, прямо над ним кружил стервятник. Он снова и снова заходил на новый круг, в центре которого был Александр. Говорят, хищники чуют болезнь и немощь добычи, но… он им не по зубам. Алекс бессмысленно обозлился и бросил камень в недосягаемую высоту. Злоба родила в нем новый прилив сил и «ты добычи не добьешься…» эхо унесло вдаль. Стервятник улетел, то ли насмотревшись на это безобразие, то ли наслушавшись.

Какое-то беспокойство, рожденное шумом, заставило Александра обернуться назад. По пологому склону, лениво, один за одним, срывались вниз небольшие камни и приближались к Алексу. Никакой опасности этот хилый камнепад не представлял, но он на всякий случай поднялся.

Уголком глаза Алекс зафиксировал какое-то движение в стороне, обернулся. Из ложбины между склонами на него катилось огромное нечто, на подобии лежащего у ног смирного каменного кресла. Только это кресло было бешеное, необузданное и приближалось по угрожающей траектории. Надо было бежать, ведь это могло быть лишь началом.

С легкостью кошки перепрыгнув ручей, Алекс стал взбираться по противоположному склону, при этом прекрасно понимая, что излишняя торопливость и здесь может привести к беде. Лишь добравшись до тропинки, он решился обернуться.

Все улеглось, но новое «кресло» причалило к старому, слегка подмяв его под себя. Да, могли быть жертвы.

Стоя на утрамбованной сотнями поколений пастухов тропинке, Алекс понял, что без борьбы ему не удастся вернуться к жизни. Отныне ему придется вырывать у нее все то, что ему ранее принадлежало. И он был готов к этому.

20

В первый раз за несколько лет он по-настоящему устал. Все тело сигнализировало болью, прострелами и ломотой, что были допущены значительные физические перегрузки. Организм бесхребетной начинкой растекся где-то между простыней и одеялом, но Александр улыбался. Почему? Этого он и сам не знал, но чувствовал себя в этом расплющенном состоянии удовлетворенным, как после праведной борьбы с врагом.

Мысли, обычно вносившие суету и нетерпение в жизнь Алекса, куда-то расползлись, и в голове ощущалась приятная пустота. Спать не хотелось, вернее, хотелось, но трудно было расстаться с этим чудным состоянием. Теперь ему было понятно словосочетание «заслуженный отдых после тяжелого трудового дня». Александр запланировал, что с завтрашнего дня он сознательно будет измываться над собственным телом, чтобы получить эту сладостную усталость.

21

Если бы они сидели в общем зале, то бесспорно являлись бы центром всеобщего внимания, ибо такую разношерстную компанию трудно встретить в природе. Но предупредительный Бернштейн предусмотрел и это, он заказал отдельный кабинет в ресторане модного клуба, где привыкли ко всякому.

Эта встреча была назначена для вопросов-ответов перед отъездом, для утряски деталей, для притирки участников друг к другу. Марку Бернштейну эта встреча была необходима для того, чтобы понять, справится ли он с этой оравой или лучше отказаться сейчас.

К назначенному часу взволнованные Ольга с Аней в сопровождении метрдотеля переступили порог отдельного кабинета, где уже томились Лариса Петровна и Валентин.

Ольга выглядела прекрасно. Природная стройность была выгодно подчеркнута элегантным костюмом, лицо ухожено и выражало уверенность в своей привлекательности. Анюта была вне конкуренции, ее возраст уже козырь, которому нет равных.

Лариса Петровна благодаря диете, многочисленным маскам и примочкам, а также приглушенному свету смотрелась гораздо лучше, чем без всего этого. Ольга сочувственно подумала: «Зачем она, бедная, покрасилась в этот жгуче черный цвет?». И действительно, из-за него жена №1 выглядела воплощением проигранной битвы с возрастом. Рядом с матерью не молодящийся и кругленький Валентин выглядел ее внуком.

— Здравствуйте. Я Ольга. Это моя дочь, Аня. Кажется, мы вовремя.

— Мы заочно знакомы. Я — Лариса Петровна. Это наш с Александром сын Валентин.

— Валентин Александрович.

— Извини, дорогой, ты навсегда останешься для меня Валей. А для них, ты, конечно, Александрович.