«Жизнь моя, иль ты приснилась мне…»

— Мне очень жаль. Поверь, это правда. Но… к сожалению, это неизбежно. Такова природа человеческой жизни. Когда родители покидают своих детей — это нормально, а не наоборот.

— Мама тоже так говорила, главное, не пережить собственных детей. Именно поэтому я не хотел, чтобы она знала о моей болячке. Как представил себе, как она будет кудахтать надо мной…

— Но она же мать. Да и жизнь прожила не простую, но насыщенную. Сколько ей было?

— М… мне шестьдесят, значит, ей было семьдесят семь. Почему ты улыбаешься?

Александр насторожился, он готов был обидеться. Вера смотрела на него с ухмылкой, но глаза ее были печальны.

— Ты совсем не изменился. Ты всегда витал в облаках. Даты семейных хроник, дни рождения твоих детей, все, что так бережно хранится в любой нормальной семье, никогда для тебя ничего не значили.

Вера осеклась, увидев, что Александр пристально ее разглядывает слегка прищуренными глазами. Ей стало неловко, может, он, наконец, заметил, что она уже не та, что жизнь оставила на ее лице глубокие следы переживаний. Вера растерянно захлопала глазами, Алекс медленно и скрупулезно изучал ее лицо, миллиметр за миллиметром, сверяя живого человека с образом в памяти. Он молчал, в ней нарастала паника.

— Почему мы расстались?

— Хороший вопрос… но для меня не новый. Было время, когда я задавала его себе снова и снова, по тысячу раз на дню.

— У тебя есть ответ?

— Не знаю. Этого никто не знает, потому что проверить невозможно.

Вера говорила с иронией, но уверенно, будто чувствуя свою правоту. Постепенно ее голос слабел, и за словами жесткими контурами проступала давнишняя боль. Александр был спокоен, но заинтересован разговором.

— Ну и?

— Каждый раз я находила новую причину, но они даже все вместе не стоили выеденного яйца. Самая главная причина — это страх. Наша любовь, ведь мы любили друг друга, с каждым днем ослабевала, а взамен мы ничего так и не смогли вырастить, ни взаимоуважения, ни большой и крепкой семьи, ни общих интересов, ничего, что могло бы нас удерживать вместе. В один преужасный день, я вдруг очень ясно почувствовала, что все лучшее у нас уже позади, и будет только хуже, одного этого было достаточно, чтобы разрушить остатки. Я испугалась, а ты решил, что идти вперед проще, чем возвращаться назад. Хочу тебе сказать, всегда хотела, я очень тебя любила в момент нашего расставания… нет повести печальнее на свете… Мне очень повезло, что я встретила Игоря, он буквально заставил меня пройти этот путь снова и понять, чего не хватало нам.

Александр молчал.

— Кстати, он до сих пор ревнует меня к тебе.

Улыбка, согретая нежностью, осветила лицо Веры. Она поднялась и подбросила пару поленьев в затихающий огонь, он разгорелся вновь.

— Прости меня.

Голос Александра звучал глухо, как будто в горле что-то мешало ему говорить. Вера обернулась, она с грустью улыбнулась Александру.

— За что? Я благодарить тебя должна.

36

Марк вынырнул из-за серой занавесочки с пунцовым лицом и потупленным взглядом. Его размашистые движения выдавали решимость к неким поступкам, а стальной отблеск упертых в пол глаз говорил о сдерживаемом гневе. Отмаршировав по проходу, Марк, сдувшись, плюхнулся на кресло рядом с Анюткой.

— Мне необходима помощь. Аня, посмотри, пожалуйста, чем занята Эльвира.

Мать с дочерью переглянулись, выдавая готовность к подобному вступлению. Кровь потихоньку отливала от щек Марка, он успокоился, но глаз по-прежнему не поднимал. Аня приподнялась, чтобы над высокими спинками кресел рассмотреть, что делает Эльвира, сидящая по диагонали впереди.

— По-моему, она смотрит в окно.

Подняв глаза, Марк внимательно посмотрел в глаза Ольги.

— Я знаю, что не имею на это права, но бороться в одиночку у меня нет сил. Эльвира накурилась какой-то дряни в туалете, как малолетки в школе, стюардессам после жалоб пришлось закрыть кабинку для проветривания. Мне очень стыдно было перед стюардессами, они с такой жалостью на меня смотрели, что я готов был провалиться. Хотя, с большим удовольствием я выбросил бы Эльвиру из своей жизни, но я обещал и сделаю все. Мне кажется, если я справлюсь с этим…

Постепенно, от тихого и глухого голос Марка становился все увереннее и громче, как будто кто-то невидимый крутил регулятор громкости.

Ольга, слушая этот монолог, думала о том, не слишком ли дурацкое у нее выражение лица. Очень трудно бывает выслушивать человека, рассказывающего о волнующих его проблемах, которые тебе не близки, и при этом сохранить достойное лицо.

Однажды, выслушивая приятельницу, которая поведала Ольге занудную историю ее мелочных отношений с собственным дизайнером, Ольга случайно наткнулась взглядом на собственное отражение и пришла в ужас. К ее счастью, девица не слишком интересовалась реакцией на собственные рассказы, а то у нее отбило бы охоту делиться «сокровенным» надолго.