«Жизнь моя, иль ты приснилась мне…»

Борьба непреодолимых противоречий и представляет собой жизнь, с одной стороны, среди людей, и при этом спиной к ним, вот так то. Может, поэтому человеческая жизнь и складывается так несуразно, с одной стороны, все жаждут любви, с другой — боятся ее последствий; с одной стороны, стремятся к одиночеству, с другой — не могут обойтись без братьев по разуму. Расхождение целей и истинных побуждений, видимо, и порождает человека, мятущегося и блуждающего в поисках счастья, виной всему — неумение отсеивать несущественное, отделять зерна от плевел.

Александру показалось, еще немного, и он нащупает что-то важное для себя, вот-вот из глубины рассуждений айсбергом вынырнет то самое, тот самый маяк, на который надо править свое утлое суденышко бытия. Он замер, прислушался, даже поднял глаза к потолку, ничего не произошло, никакого озарения. Он заказал еще коньяку.

Парнишка-бармен с инородными, как будто приклеенными усами на юном, по-младенчески пухлом лице исподлобья поглядывал на Александра.

— Как тебя зовут?

— Жорж.

— В смысле Георгий?

— Нет. Вообще-то я Владимир, но для посетителей Жорж, так проще.

Парень успокоился, за его практику немного встречалось людей, пьющих в одиночестве и в полном молчании.

— Послушай, Володя, у тебя мама есть?

— Да.

— Наверное, молодая совсем. Работает?

— Работает.

В недоумении бармен смотрел на не поднимающего от стакана глаз Александра, он ждал продолжения. Обычно клиенты Жоржа—Владимира любили поболтать о том, о сем, о политике, спорте, семье, иногда о детях, очень редко о животных, а чаще всего о любовницах, но чтобы о родителях… к этому он был не готов.

— Постарайся почаще радовать свою мать, потому что не огорчать ее у тебя не получится… а потом будешь жалеть, что не сказал ей самого главного… о своей любви. Вот так то!

Парень пожал плечами по направлению к макушке Александра, что еще скажешь, но похоже, никто его ответа и не ждал. Жорж с деловым видом захватил стаканы и понес их в другой конец стойки, ему не хотелось продолжать разговор, этот странный господин вполне может поговорить со своим пузатым бокалом.

На самом деле, Александру страшно хотелось поворошить прошлое, рассказать кому-нибудь о том, что мама панически боялась лягушек, но при этом могла сигануть с парашютом с самолета. Хотелось вспомнить шумные застолья, которые устраивала мать в честь его дней рождения, его публикаций, его свадеб и разводов. И каждый раз она радовалась и поддерживала любые его затеи. Александр, как все дети, был эгоистом, и воспринимал все подарки как должное.

Сейчас ему так хотелось сказать хоть кому-нибудь о своей благодарности маме и любви.

Из кармана Алекс извлек все содержимое, он искал бумажку, на которой он записал телефон, продиктованный предусмотрительным Марком. Нашел.

— Алло.

Этот голос он узнал бы и через столетие.

— Привет.

Пауза.

— Мама умерла.

32

«Какая тоска! Спать не хочется, я продрыхла, как сурок, больше двух недель, не выходя их дома, и теперь я жажду развлечений. Какие тут развлечения, все храпят как… блин, даже мои заклятые друзья, глядеть противно, как гусь и гагарочка. Тьфу. Этот еврейский гаденыш никак не уснет, так и зырит, если бы он задрых, я чего-нибудь отмочила бы. А спать он не собирается, глянь, как хвост распустил, никак глаз на эту малолетку положил, чудненько. Лететь еще хренову тучу времени, я так загнусь от тоски, не дотяну до наследства. Интересно, чего-то вдруг Алекс решил поделиться, неужели ему так хреново живется. Эх, если у меня было бы хоть немного деньжат… я бы не стала бежать на край света, я бы жила весело и зажигательно. Надо будет предупредить Алекса, что у Ольгиного мужа денег навалом, чтобы он на них не тратился, есть более нуждающиеся люди, так и скажу. Нет, больше не могу так сидеть и смотреть в спинку чужого кресла. Может, лысый чурбан со мной немного полюбезничает, вроде не спит».

33

Глядя на запорошенные снегом поля и леса, Александр воспринимал пейзаж, как экзотику и чувствовал себя как никогда южным человеком. Ему всегда была ближе полуденная сиеста, чем зимняя спячка. В своем заморском раю, отмахиваясь от назойливых мух и утирая ленивую испарину, было приятно вспоминать нагоняющие тоску проливные дожди или тот самый момент, когда, окоченевший от мороза, заходишь в тепло, и постепенно оттаивает тело и душа.

Ностальгия проходит быстро, при встрече с действительностью вдруг замечаешь, что ничего нет романтичного в ледяных колдобинах на дороге или в матерных словах, кощунственно звучащих в устах юной девицы. Наша память склонна поэтизировать прошлое и выбрасывать все, что когда-то причиняло боль.

Дорога оказалась не близкой, Александр успел вздремнуть, когда его окликнул таксист, они уже подъезжали. Смеркалось. Наступало то время, когда все кажется серым — снег, небо, деревья, дома. Вышедшая им навстречу из калитки фигура в цветастом платке казалась инородным телом на этом безжизненном сером пейзаже. Только когда Александр вылез из такси, он заметил теплый свет в окнах дома, услышал возбужденный лай собаки.