Всю поездку Вейн напирал на меня со своей теологией. Теперь я предлагаю ему немного своей собственной. «Киты подобны Богу, – говорю я. – Не видеть их так же важно, как и видеть». Оба смотрят на меня – не в лицо, а, как маленькие дети, куда-то поверх головы. «Огромная трудность, – пишет Алан Уотс, – заключается в том, чтобы перейти от символа и идеи Бога к самому Богу. Дело в том, что Бог есть жизнь в абсолютном своем проявлении, и мы приходим в ужас от него, потому что не можем ни объять, ни обладать ею, и не знаем, что она может сделать с нами».
Именно кит, Левиафан, из всех созданий, замещает собой Бога, заполняет отведенное ему место. Ахав теряет жизнь в попытке подчинить белого кита. После того как Иона отказывается исполнить божественное повеление, Бог насылает кита проглотить его. В зависимости от перевода Библии меняются глаголы, которыми описываются отношения Бога с китом. Я изучила разные версии на сайте
Дома в Бруклине мне снится, что я сижу в комнате со сводчатыми потолками, пишу за небольшим столом. Он напоминает тот, из «Икеи», который я использую, когда бываю на севере штата. Высоко над головой в углу я вижу книги – томики расставлены по темам. Я в библиотеке. Стол проседает, и ноги утопают в бархатистом розовом ковре. Я набрасываю текст в простеньком блокноте. Вскоре я вновь поднимаю глаза. Вижу ряд скульптур изможденных святых. Теперь я в церкви, а не в библиотеке. Пишу еще. Только на третий раз, отрываясь от текста, я вижу огромные дуги ребер, а над головой – изящный длинный позвоночник.
Глава 11
Родные воды
Худшее событие во время моего второго путешествия на Сан-Хуан произошло в ночь нашей последней стоянки. Это случилось на острове Стюарт – из-за дождя место потеряло львиную долю своего летнего очарования. На этот раз моими спутниками были несколько инженеров – мужчины за шестьдесят со своими взрослыми сыновьями. Я плыла в паре с одним из юношей, молодым специалистом по робототехнике, который изводил меня просьбами грести быстрее и без умолку говорил о беспилотных машинах, управляемых роботами. Когда я рассказала ему об этой книге, он со скепсисом спросил, что вообще у китов может быть общего с менопаузой. Нисколько не улучшало ситуацию то, что моя любимая J2, Бабуля, умерла. В октябре 2016 года, всего через несколько месяцев после нашей встречи, ее объявили пропавшей, а к концу года внесли в список погибших.
Меня не было на островах Сан-Хуан в конце декабря 2016 года, когда Центр исследования китов изменил статус Бабули с «пропала» на «мертва». «Все были опечалены, – сказал мне мэр Фрайдер-Харбор Фархад Гатан. – Город как будто замер». Магазины и кафе вывесили в окнах плакаты «Покойся с миром, Бабуля», а Музей китов организовал общий обед, на котором горожане рассказывали о своих встречах с главой стаи. Доктор Джилз напомнила, как долго жила J2 и какие перемены произошли у нее на глазах. Она видела, как уменьшились численность и размеры лосося, как одна тушка стала весить едва ли двадцать фунтов вместо ста[115]. Рыба становилась все мельче, а лодки – все больше: сейчас по проливу Хуан-де-Фука взад-вперед ходят исполинские грузовые суда. Она пережила пленения косаток для всех морских парков: видела, как на брезенте из воды поднимают Лолиту и как, запутавшись в сетях, тонут пять китов.
Пройдя через все эти потрясения и перемены, Бабуля осталась чутким и отзывчивым лидером. «С любой проблемой ты идешь к женщине, стоящей во главе семьи», – рассказала мне одна из женщин в постменопаузе о культуре американцев родом из стран Карибского бассейна. Порой Бабулю видели рядом с более молодым членом стаи, а порой в одиночестве, как будто погруженную в размышления или созерцание. Чаще всего J2 замечали во главе косаток, когда она вела за собой не только семью J, но и стаи К и L. «Она была харизматичным лидером, – говорит Джилз. – Все киты охотно следовали за ней».