Жизнь на менопаузе. Как выжить среди приливов и бурь

В последнюю ночь своего второго похода я лежала в палатке с болью в предплечьях, слушая стаккато дождя по нейлону. Я поставила палатку на поляне, окруженной деревьями, но капли все равно прорывались сквозь кроны. Фил, самый приветливый из инженеров, подошел ко мне и сказал, что хотя я и стараюсь казаться гордой и независимой, но тент палатки установила неправильно. Еще он передал слова гидов о том, что на следующий день мы сворачиваем лагерь пораньше в надежде поймать попутный ветер на обратном пути к Смолпокс-бэй.

Я дочитывала «Моби Дика»: «О, одинокая смерть в конце одинокой жизни?» Но в сумерках было сложно разбирать мелкий шрифт. В первое утро похода я проспала и, в спешке собираясь на автобус, забыла много необходимых вещей. Не взяла фонарики: небольшой ручной и налобный, с которым в прошлом году ходила ночью в туалет. У меня не было с собой ни сотового, ни теплой флисовой одежды, ни вязаной шапки. Мне было холодно в палатке, а с наступлением темноты станет еще холоднее. Путешествие по воде отнимало много сил. Все тело болело, и я чувствовала себя старой. Я попросила у одного из гидов пластиковый пакет, чтобы сложить в него обертки от батончиков и грязное белье, и переживала, что засунула его между стенкой палатки и внешним тентом: по всему лагерю висели плакаты, призывающие хранить еду в надежно защищенном месте из-за населяющих остров енотов. Внизу была фотография с десятком зверьков, оккупировавших стол для пикника.

Я беспокоилась из-за енотов, но корни моего страха уходили гораздо глубже. С наступлением менопаузы я часто чувствовала, что смерть преследует меня, стоит за плечом, как призрак, уже готовый напасть. И вместо того чтобы стараться не думать о ней, как раньше, на протяжении долгих лет, я была вынуждена учиться жить с ней, принимать конечность своего тела, принимать, что земная жизнь идет по кругу не только во вне, но и внутри меня. Неважно, как называть это – тлением или переменой, но я, как и всё в природе, подлежу переработке.

«С юных лет мы узнаем, – пишет теолог Ричард Кёрни, – что то, что исчезает буквально, возвращается фигурально, знаком или символом, своим отсутствием обозначая свое существование».

Я проснулась от какого-то шума слева от палатки. Лежала без движения, придавленная темнотой. Такой непроглядной, будто Бог не просто погасил свет, а сам вышел прочь. Шуршание затихло, потом началось снова. Я нащупала в темноте «Моби Дика» и с размаху ударила книгой по стенке палатки. Шум прекратился. В тишине я услышала горестное совиное «уху – уху». Я впервые слышала птицу вживую, а не в кино или по телевизору. Когда возня возобновилась и мне пришлось снова ударить книгой по тонкой матерчатой стенке, я совершенно не видела рук, даже поднеся их к лицу.

Одинокой женщине в кромешной тьме палатки, стоящей посреди леса, ничего не стоит перепугаться до смерти. Что, если эти еноты на самом деле окажутся медведями? Что, если инженеры с сыновьями – тайные сатанисты? Я то била «Моби Диком» по нейлону, то глубоко зарывалась в спальный мешок, металась по палатке, не находя себе места от ужаса.

Конечно, приливы накатывали один за другим – термобелье промокло от пота, пряди волос прилипли к мокрому лбу. Я чувствовала, как меня утягивает вниз, закручивает стремительным водоворотом. Я думала о мести дикой природы, вокруг которой часто строятся сюжеты фильмов ужасов, о темных силах, разгневанных вырубкой лесов и нефтяными разливами. Автор книги о выбросе из танкера «Эксон Валдиз» у берегов Аляски[116] рассказывает, как нашла на пропитанном нефтью берегу черный мусорный пакет, заполненный трупами животных, так густо покрытых черной жижей, что невозможно было различить, что это за звери. Я никогда не думала об этом, но у животных есть полное право мстить. От этой мысли я потеряла остатки самообладания, отбросила книгу и принялась колотить кулаками в стенку палатки в отчаянной попытке испугать то, что двигалось в темноте.

* * *