Жизнь наградила меня

Она держится подчеркнуто отчужденно, будто окружена невидимым ледяным полем. Наконец Нана объявила, что сейчас подадут ужин. Никто не снял никабов, только Марина небрежно бросила свой на диван. Она была очень хороша собой – волна золотистых блестящих волос до плеч, необыкновенный разрез фиолетовых глаз, чувственный рот, гордая посадка головы. Хотя она участвовала в разговоре наряду с другими дамами, меня не оставляло ощущение, будто в каждом ее слове таится насмешка, будто она презирает всех нас, и этот дом, и этот образ жизни. А может, мне показалось – очень уж совершенное и строгое у нее лицо, прямо как у северной богини. Служанки внесли белую кружевную скатерть и положили ее на ковер. Затем появились серебряные блюда с едой. На одном – тончайшие ломтики баранины, на другом – рис с шафраном, на третьем – местная рыба – хаммур, на четвертом – пряности и соусы. Дамы усаживаются вокруг скатерти на ковер. Только сейчас я замечаю, что они без туфель, но в черных чулках. Их туфли стоят у порога. Я боюсь заехать своими босоножками в рис, незаметно скидываю их и отфутболиваю под диван.

Служанка обносит нас кувшином с водой и чашей. Она льет воду из кувшина, и гости моют правую руку. Дамы умудряются двумя пальцами приподнять край никаба, закрывающий рот, и той же рукой забросить в него кусочек мяса, рыбы или щепотку риса. Левой рукой они опираются о ковер. Ни одна рыбья косточка не материализовалась в поле зрения, ни одна капля соуса и ни одна рисинка не упали на платье. Я из страха опозориться не дотронулась ни до чего. Затем служанка вновь обнесла нас кувшином с водой и чашей.

Еще двадцать минут учтивой беседы ни о чем, и гости прощаются. Мы с Наной провожаем их в холл. У дверей на инкрустированном столике – золотой поднос. На нем десяток флакончиков с духами и ароматическими маслами. Нана предлагает дамам выбрать приятный им запах и стеклянной палочкой наносит несколько капель на запястье каждой гостье… Ритуал очень женственный и симпатичный.

– Как вам понравилась Марина аль-Шалаби? Правда, красавица?

– Да, очень хороша, жаль, что мне не удалось ее разговорить… Я как-то не сумела к ней подступиться.

– Не вы одна. Марина загадочная женщина, легенда арабского мира. О ней ходят невероятные слухи. Например, что она работала на израильскую разведку Моссад и была раскрыта.

– И после этого она жива и замужем за послом?

– О, это потрясающая история. Говорят, что ее казнили, но Аллах не дал ей умереть… Американская писательница Кэтрин Уэст даже написала о ней роман. Кстати, несколько лет назад он был переведен на русский язык и опубликован в Петербурге под названием «Чудо в пустыне».

– Нана, у тебя часто такие вечеринки?

– Раза два в неделю. Эти визиты очень важны. Дамы имеют большое влияние на распределение фондов социальной помощи, от них зависит судьба многих людей.

– Прости, я понятия не имела, что в вашей стране существует социальная помощь… И вы ведь не обсуждали никаких проблем. Разговоры не выходили за рамки семьи.

– Не забывайте, что это Восток. Здесь ничего не делается напрямую, кратчайший путь – дорога в обход. Нет, сегодняшний вечер был очень плодотворным.

– Стыдно признаться, Нана, но я прямо падаю с ног. Длинный перелет, столько впечатлений…

– Конечно, идите отдыхать. Отошлите служанку и выключите телефон, чтобы вас никто не беспокоил. Спокойной ночи.

– Ну, телефонных звонков я не ожидаю, ни одна живая душа не знает, что я здесь.

Только я надела халат и почистила зубы, как раздался телефонный звонок.

– Вернулся муж и хочет сказать «хелло». Можно нам заглянуть на минуту?

Я заметалась, пряча в комод предметы туалета. В дверь постучали. На пороге стояли Нана и ее муж, оба в шортах и майках, будто только что вернулись после пробежки в нью-йоркском Центральном парке. Он высокий, смуглый, с черной бородкой. В одной руке бутылка джина, в другой – бутылка тоника. У Наны в руках поднос со стаканами, льдом, лимоном и ломтиками дыни.

– Нам и знакомиться не надо, – улыбается шейх Халид. – Вы – Катина мама. Однажды в Катин день рождения вы водили нашу компанию в китайский ресторан на углу 110-й и Бродвея, помните?

– Конечно, прекрасно помню, – соврала я, – но вы с тех пор очень выросли.

– Вот за это и выпьем. И за нашу юность, и за ваш приезд, и за Нанин день рождения. Вы, русские, ведь никогда не пьете просто так, а всегда за что-то, правда?

– А вы, я полагала, не пьете совсем. Я думала, что в вашей стране запрещен алкоголь.

– Строжайше. Поэтому-то мы и пьем у вас, так сказать, на американской территории.

Мы просидели часа полтора. Шейх Халид вспоминал университетские истории, пародировал профессоров, рассказывал анекдоты. Он был очень обаятелен. Нана вся светилась и не сводила с мужа влюбленных глаз.

На следующий день я увидела шейха Халида в белоснежной тобе и гутре, перевязанной черным укалем, в окружении советника и секретарей. Непроницаемое лицо, агатовые глаза, торжественная осанка.