Жизнь не отменяется: слово о святой блуднице

Ладухин денно и нощно дежурил у постели больной, наблюдая за каждым ее движением, за действием лекарств. И крепкий организм с помощью медицины в конце концов победил. Тот день, когда стало ясно, что жизнь Серафимы уже вне опасности, для фельдшера был праздником.

Ладухин пришел к своей пациентке в новом суконном костюме, начищенных сапогах.

— Так мы ее, так эту проклятую хворь! — расхаживая по комнате, он без конца твердил с упоением одни и те же слова. Чувствовалось, что старый медик гордится своей службой людям, своей важной работой.

Агафья тоже ходила сияющая. Словно играючи, она перемыла посуду, полы, выбросила из дому вместе с банками вареные стебли побуревших растений, которыми бабка усердно потчевала свою квартирантку.

Вскоре Серафима начала разговаривать, а потом и принимать пищу. Правда, слабость еще не позволяла ей подниматься, не исчезла еще бледность. Но Ладухин уже пришел к выводу, что дальнейший уход за больной можно полностью доверить Агафье. С тем фельдшер и ушел, предупредив Агафью, чтобы та в случае каких-то непредвиденных осложнений, не мешкая, бежала за ним.

Узнав о болезни, дом Прасковьи стали навещать подруги Серафимы по работе. Председатель колхоза Курбатов велел конюху постоянно держать наготове повозку, которая может вдруг понадобиться, чтобы увезти Воланову в районную больницу.

За все дни болезни Прасковья ни разу не показалась дома. Никому не было известно, куда отправилась она и с какой целью.

— Может быть, эта таракашка сама от злости подалась издыхать, — смеялась Агафья. — Ладно я курей подкармливаю, а то всех бы уже в яму постаскивала… Да что ей? Где бы вороне не летать — все равно навоз клевать…

Но дому бесхозному долго не довелось быть. Среди бела дня нежданно-негаданно Прасковья появилась. И не одна. В сопровождении двух женщин, в которых Серафима узнала членов их общины — пятидесятников. К удивлению Агафьи, старуха вошла в дом со светлым ликом, с каким обычно идут люди к самым желанным и дорогим. Несуразными и неуместными после всего случившегося казались ее шутки и прибаутки. Даже незлобивая и незлопамятная натура Агафьи не могла принять их. Гости Прасковьи были несловоохотливыми. Они еле слышно поздоровались, затем тихо опустились на скамейку, стоявшую у входа, и больше не издали ни звука. Прасковья же безудержно продолжала тарабарить, то и дело кивая пришедшим женщинам.

Агафья стояла у стола и вытирала обветшалой тряпкой посуду. Она старалась не слушать хозяйку, не обращать внимания на ее суету. Но удавалось ей это с трудом, слова хозяйки гудели, как полуденные мухи.

— Чего это уж тебе подушку никто не может поправить? Не своя голова — не жалко. — Прасковья подошла к больной и потянула за уголочек подушки. Хворому нужна мягкота и теплота…

Потом хозяйка повернулась к гостям и пояснила:

— Была бы уж наша Серафимушка в раю, да я уговорила бога оставить ее средь нас. Пусть детки ее подрастут. Три дня стояла на коленях, слезами изошла. И вот видите — смилостивился: не взял. А уж больно она ему понравилась, аж слов сказать нету: и умная, и смиренная, и бояться стала радостей жизни. А ты, Агафьюшка, поди, сестрица, отдохни. Потом свидимся…

— Что это ты заумь какую-то несешь, старая? — вспыхнула Агафья. — Тогда совсем по-другому баяла…

Чувствуя, что надвигается ссора, Серафима поманила пальцем Агафью и что-то прошептала ей на ухо. Та сначала зло посмотрела на хозяйку, потом махнула рукой, подняла надменно голову кверху и, едва не наступив на ноги гостям, вышла из дому.

Только этого и ждали пришельцы.

— От пресвитера мы, — пояснила негромко одна из них, которую Серафима знала под именем Ксения. — Опечалила ты нас своей болезнью, сестрица. Пресвитер сказал, что богу угодно твое быстрейшее поправление. Гостинец от него мы принесли. Медок вот липовый, варенье клубничное, да пряников тульских для малолетних.

— А еще побыть нам у тебя, сказал, надо. Помочь на ноги встать велел. Можа, деток обкупать да обстирать надо, а глядишь, и еще что-то потребуется.

В первый же день, когда начала приходить в себя Серафима дала себе зарок никогда не появляться больше в молитвенном доме, никогда не вспоминать кошмар. Однако сейчас эти бесхитростные, хлопочущие возле нее женщины, пришедшие с поручением от пресвитера за многие километры пешком, снова заставляют ее радоваться тому, что она кому-то нужна, что она не остается одна в трудные минуты.

— А ты, сестрица, не расстраивайся, — словно угадывая мысли Серафимы, добавила Ксения, — мы ведь не за корыстию пришли. — Помогать ближним велит наша вера евангельских христиан. И на харчи у тебя не будет расхода. Деньжонок немного есть у нас, и с тобой поделимся… Ведь царство божие внутри нас…

Сестры от пресвитера Парамона пробыли около Серафимы несколько дней. Это были не только хлопоты по изгнанию физической болезни, но и по укреплению здоровья религиозного, веры в «небесную родину» и бессмертие души, в загробную жизнь, в необходимость страдать плотью во имя Христа.