Жизнь не отменяется: слово о святой блуднице

— Ты что, что, Сима? Бога бы побоялась такое говорить… И ведь язык-то повернулся такое сказать. Людей убивают разбойники на дорогах. А тут тебе говорят о подарке богу. Не каждому такое можно дозволить. Господу нужны только чистые и невинные души… Я вот бы сама себя пожертвовала богу, да кому я такая нужна? Ох, а как бы хотелось заслужить эдакую милость Христа… Для тебя же делается лучше, а ты еще ерепенишься. Сам бог берет на себя хлопоты о твоем Данилке… Спасителю нужны истинно божьи дети. Не забывай: вы с ними там вместе будете в раю, а тут мы только гости…

Слушая внушения сестер во Христе. Серафима не верила, что все это происходит наяву: она все сильнее прижимала к себе сына. Данилка захныкал, начал вырываться из рук.

При восковом свете семилинейной лампы фигуры женщин маячили, как тени в монашеской келье. Посередине комнаты, широко расставив ноги, стояла Серафима. Прасковья, растерянная, стояла у стола, скрюченными пальцами то и дело поддевала горку картофельной шелухи, пересыпала хрупкие ленты очисток. Гостья отошла в угол, отвернула лицо от Серафимы и забормотала что-то невнятное, то ли призывая на помощь бога, то ли отпугивая заклинанием дьявола.

— О-ох-ох-ох… — с какой-то странной и непонятной интонацией произнесла Мария, — ну, хватит, кажись, пошутили и будя. — Она хихикнула и кивнула головой Прасковье. — Это мы просто проверяли тебя страхом. Все испытания господь велит выдюжить. А ты вон как заерепенилась. Смиренно надо выслушивать. Кто тебе такое может сказать? Правду я говорю, сестра Прасковья?

— Все так, все так. Как перед богом, — поспешила откликнуться хозяйка. — А я думала, она все-таки догадается… А оно, вишь, как обернулось…

— Ах вы, змеи! — громко сквозь слезы выкрикнула Серафима. — Теперь я догадалась, куда я влипла! Так вот вы какие детоубийцы!

— Да постой же ты, пережди ты хоть малость, что ж ты такое мелешь?.. — испуганно оправдывалась Мария. — Тебе растолковывают все по порядку, а ты…

Но Серафима ничего не хотела слушать. С каждой секундой все сильнее разгорался жар ее негодования. Теперь она уже не могла с собой справиться. И не во всех словах, которые с гневом произносились ею, можно было уловить смысл. Но что хотела ими выразить — было совершенно ясно.

— Я сейчас позову людей, — кричала Серафима, — связать вас надо! Да если вашему богу нужны наши дети, так его оттуда с неба кочергой, кочергой… я его оттуда. И всех вас тоже… кочергой… кочергой…

— Боже мой! Боже мой! Да она же спятила! На бога такое сказать?.. Богохулку хотели в ангелы произвести. Ты слышишь, наш спаситель, что верещит она? Боже мой! Да может ли такое быть? Господи Иисусе Христос… Прости ты нас, прости ты нас, грешных! Покарай ты ее! — исступленно затараторила Мария, не отводя испуганных глаз от Серафимы.

— Пустите, пустите! Я сейчас всем объявлю… Людей надо сюда, Курбатова приведу… в милицию я заявлю, там разберут и про Савинову, и про Гордея. Теперь я вас узнала! Пустите!

Серафима кинулась к двери, оттолкнула плечом Марию и, не выпуская из рук Данилку, выскочила на улицу, окутанную непроглядной летней темнотой.

Через полчаса на безлюдной дороге появились два тусклых огонька. Они то и дело подпрыгивали вверх, метались из стороны в сторону. Это размахивали фонарями «летучая мышь» председатель колхоза Курбатов и счетовод Голиков. К дому Прасковьи их вела Серафима.

Но встречи с пятидесятниками не получилось. Обе сестры во Христе куда-то исчезли, оставив двери дома незакрытыми. Ночевать в жилище Прасковьи Серафима не решилась. Курбатов выделил ей угол в своем доме. Санька в эту ночь со своими сверстниками сторожил в степи табун колхозных лошадей.

XXV

После встречи с пророчицей Марией Серафима долго не могла прийти в себя. При воспоминании о предложении незваной гостьи принести богу в жертву «невинную душу» начинало стучать в висках, к горлу подступал комок. Но были мгновения, когда она вдруг перечеркивала в голове все, что ее мучило, терзало. Тогда появлялись сомнения: а может быть, всю эту бучу она заварила по ошибке, может быть, шутливый разговор Марии она приняла за серьезный и, как подгулявший мужик, разогнала добрых и заботливых людей, отплатила им за все пакостью?

Курбатов не отказал в просьбе дать Серафиме бричку для поездки в Краюшкино и в район, чтобы узнать всю правду, не морочить головы себе и людям, помнить: «Бабка надвое сказала». Курбатов предложил ей кучера, но она решительно отказалась от него. Зато советы о том, где и как следует себя вести, где и у кого можно остановиться, чтобы перехватить «калиновый листок», приняла безоговорочно.

В районе, куда Серафима добралась через несколько часов, она зашла в больницу. На хорошо вымытых и выскобленных деревянных ступеньках крыльца ее встретила пожилая женщина, выполнявшая обязанности регистратора.

Выслушав просьбу Серафимы, она долго молча рассматривала необычную посетительницу. Регистраторша вначале наотрез отказалась возвращаться в дом, чтобы заглянуть в журнал записей.