Жизнь переходит в память. Художник о художниках

При мне в «Челюскинской» возникала «Царская охота» (1977) Л. Зорина. Фрагмент развертки архитектурной панорамы, определяющей место действия, был выполнен Сережей в технике офорта и представлял собой ордерную систему с развитым антаблементом и балюстрадой по верху композиции и арками между колоннами по низу. Причем этот фрагмент он напечатал в большом количестве и склеил листы в целую панораму из повторяющегося сюжета, при этом достигнув архитектурного единства всей композиции. «На всякого мудреца довольно простоты» (1984) в постановке И. Ильинского в Малом театре, где Сережа удивил меня тем, что решение картин пятиактного спектакля не имело стилистического единства, и все картины были решены в разном ключе. «Ромео и Джульетта» (1990) в постановке В. Васильева в театре имени Станиславского и Немировича-Данченко. В этом спектакле использовался портал, как бы вырезанный из ржавого железа. Балет «Дон Кихот» (1999) Л. Минкуса, возобновленный А. Фадеечевым, в Большом театре. Мне запомнился задник, изображающий побережье Испании, и город на переднем плане. Опера «Набукко» (2001) Дж. Верди — тоже в Большом театре — режиссера М. Кислярова. В оформлении использовались движущиеся станки с еврейскими письменами на них. «Аида» Дж. Верди (1999) режиссера И. Габитова — Бархин на сцене Большого театра придумал величественное решение — декорацию с мощными колоннами, отражающими эмоциональный тон оперы. Спектакль «Плешивый Амур» (2016) Г. Яновской по пьесе Е. Попова в ТЮЗе, оформленный выразительной диагональной композицией с остроумной передачей быта и атмосферы барачного поселка семидесятых годов. И еще ряд спектаклей в ТЮЗе, поставленных Гинкасом и Яновской. В первую очередь, «Записки сумасшедшего» по Гоголю (2010), где меня поразило, как Сережа решил пространство, предусмотрев для каждого персонажа свою нишу на сцене.

Просматривая книгу «Театр Бархина», я обнаружил интересную деталь: в разделе «Краткая, но полная биография» лаконично, одной строчкой, сказано: «С 1987 года дружба с Б. Мессерером и С. Ямщиковым». Тогда как я датирую возникновение наших дружеских отношений значительно более ранним годом — 1977-м. То есть со времени первой общей поездки в «Челюскинскую». Возможны два варианта. Или Сережа просто перепутал даты, или он имел в виду апогей наших отношений, когда мы особенно часто встречались в Москве, в мастерской Савелия Ямщикова в частности, которая была сначала в Савельевском переулке, а потом уже на Пречистенке.

Сережа всегда тяготел к архитектуре (в том числе потому, что происходил из архитектурной семьи), и я не удивлялся этой его приверженности. Уже в зрелом возрасте (в 2008 году) он пригласил меня в ресторан, который сам проектировал. Ресторан, называвшийся «1812 годъ», находился на Садовой-Кудринской улице, 6. Как отмечено в книге Бархина, он был автором интерьера, вестибюля, двора, дворцового фасада и триумфальной арки ресторана. А фасад дома существовал в исторической застройке города и оставался неизменным. Но меня поразило, что Бархин решил все эти элементы архитектуры не в современном стиле, а в более чем архаическом: не то в стиле итальянского Ренессанса, не то в духе советской архитектуры. Сережа исключил современное решение пространства, зато капители коринфских колонн были выполнены с исключительным мастерством и тщательностью. Причем выглядели они особенно причудливо рядом с огромной стеклянной перегородкой. В этом заключался совершенно оригинальный подход к архитектуре самого Бархина. Он не исповедовал новаторский стиль, а переосмысливал традиционную ренессансную архитектуру, соединяя ее с модерном, — это являлось частью его мировоззрения.

В характере Сережи было много противоречивого, это касается и его восприятия архитектуры. Он поклонялся Ле Корбюзье и вместе с тем часто упоминал имя архитектора Андрея Константиновича Бурова. Бархин вообще имел парадоксальные пристрастия, будучи очень пристрастным человеком, но для меня в этом и заключалась его притягательность, его оригинальность.

Иногда, в самые неожиданные моменты, Сережа звонил по телефону и довольно торжественно приглашал меня в ресторан на обед по какому-то только ему ведомому поводу. В таких случаях он старался заплатить сам, хотя обычно со мной это сделать не удавалось. Порой к нам присоединялись — тоже неожиданные — спутники. Помню, например, ужин в ЦДЛ с Володей Васильевым и Мариной Панфилович. Или встречи с Сережей и Михаилом Посохиным в ресторане Академии художеств, случавшиеся тоже из-за архитектурной ностальгии (Миша — крупный архитектор). Видимо, Сережа звонил и предлагал встретиться, когда чувствовал, что мы давно не виделись и что наша связь начинает ослабевать, тем самым стараясь не утратить ее. Здесь я хочу воспроизвести дневниковые записи Сережи в фейсбуке. Они как бы служат подтверждением его ответного дружеского чувства и тем ценнее для меня, что я прочитал их впервые уже после ухода Сережи из жизни: