Жизнь Петра Великого

Мы знаем, что апостол велит нам прежде всего заботиться о том, чтобы хранить духовное единство в узах мира, ибо един Бог, един Господь, едина вера, едино крещение. Тому, чтобы достичь этого единства в нашем случае, немало способствует то, что в Рутенской Церкви нет таких препятствий к его обретению, которые мы с горечью наблюдаем у протестантов и различных восточных сект.

Рутенская Церковь, подобно нашей, исповедует единство высшего величия Божьего, единосущие Трех Божественных Лиц и отвергает богохульные измышления как древних, так и новых ариан.

Рутенская Церковь, подобно нашей, исповедует все догматы, касающиеся ипостасного единства и различия двух природ во Христе.

Она разделяет учение Католической Церкви о первородном грехе, искуплении людей через Иисуса Христа и о необходимости содействия Божьей Благодати для совершения любого благочестивого поступка.

Рутенская Церковь, подобно нашей, верит, что Христом были установлены Семь Таинств, что хлеб и вино поистине прелагаются в Тело и Кровь Христовы и на Евхаристии совершается высшее таинство поклонения Господу Христу, реально присутствующему в хлебе и вине.

Она почитает, как и мы, Пречистую Деву Марию и святых, царствующих на Небесах вместе со Христом, и обращает к ним свои молитвы. Она почитает также мощи святых и воздает святым образам поклонение, подобающее их первообразам.

Так же, как и мы, она признает необходимость молитв, подачи милостыни и совершения таинств за верных членов христианской Церкви, умерших в мире с ней, твердо веруя в то, что благодаря этим действиям души их могут получить облегчение, если они должны уплатить пеню Божественному Правосудию.

Она признает, так же, как и мы, что Христос дал Церкви власть устанавливать законы, которым должны повиноваться все верные ее чада, а именно священный закон поста, воздержания от мясоедения в определенное время, предписанное Церковью.

Наконец, чтобы не медлить более, перечисляя одно за другим положения вероучения, общие для нас и для рутенов, достаточно сказать, что они почитают Священное Писание и церковное Предание, как непреложные правила веры. Они верят, подобно нам, в видимую и вселенскую Церковь, непогрешимую в своих суждениях и решении вопросов веры, и исповедуют, что вне этой единой, святой, вселенской[1178] и апостольской Церкви не может быть спасения.

Если за пределами этой единой Церкви нельзя даже надеяться на спасение, как учат Священное Писание и непрерывное и неизменное Предание, если сектантов и еретиков св. Павел называет среди грешников, которым закрыт путь в Царствие Небесное, то с каким рвением и каким усердием должны христиане стремиться к достижению совершенного согласия и устранять все препятствия, возникающие на этом пути? Да и что может помешать христианскому миру достичь этого благороднейшего и всеми чаемого блага, а именно объединения Рутенской и Латинской Церквей?

Может быть, таким препятствием могла бы стать какая-нибудь глава церковного устава. Однако уже известно, что в различных частях Церкви устав может быть разный, и это никак не вредит единству. In pluribus Provinciis — говорит св. Фирмилиан[1179] в послании inter Cypr. 75[1180] — multa, pro locorum, et hominum diversitate variantur, nec tamen propter hoc ab Ecclesiae Catholicae pace, atque unitate aliquando discessum est[1181].

О том же учит более пространно св. Августин в Epist. 3 ad Casul.[1182][1183]: Sit ergo una fides universae quae ubique dilatatur Ecclesiae, tanquam intus in membris, etiamsi ipsa fidei unitas quibusdam diversis observationibus celebratur, quibus nullo modo quod in fide verum est impeditur. Omnis enim pulchritudo filiae regis intrinsecus: illae autem observationes quae variae celebrantur, in eius veste intelleguntur; unde ibi dicitur: In fimbriis aureis circumamicta varietate. Sed ea quoque vestis ita diversis celebrationibus varietur, ut non adversis contentionibus dissipetur[1184].

И в самом деле: вплоть до злосчастных времен Керулария[1185] между Востоком и Западом царили совершенная гармония и мир, хотя обряды их и различались. Даже в государствах, жители которых придерживаются латинского обряда, встречаются различные обычаи. Все греки, вернувшиеся в общение с нашей Церковью, сохранили свой обряд. Поэтому Рутенская Церковь без каких-либо затруднений сможет сохранить свой обряд, а значит, совершать евхаристию на квасном хлебе, лишь бы члены ее не хулили латинского обычая и признавали действительным причастие на опресноках, которое признавали действительным также Феофилакт, Димитрий Хоматиан, Иоанн Кипариссиот, Варлаам, Григорий Протосинкелл[1186] и многие другие греческие авторы, славные своей ученостью и умеренностью взглядов. Нет также никакой опасности, что Римский Первосвященник пожелает упразднить какие-либо другие обряды Рутенской Церкви, ведь и мы сами не боимся, что он решит упразднить какие-либо обычаи Галльской Церкви, потому мы и уверены, что он не может ничего подобного сделать.

Так может быть, в церковном чиноначалии или управлении Церковью есть что-нибудь, могущее воспрепятствовать достижению столь чаемого согласия между Церквами или замедлить его? И хотя кажется, что именно это более всего вызывает сомнений у Рутенской Церкви, однако все главные трудности исчезнут, если, отбросив все двусмысленные положения, мы обратимся к самому предмету и рассмотрим его ясно и отчетливо.

Наша Церковь учит, что епископы изволением Божьим суть преемники апостолов и викарии Христа, а Римский Понтифик, законный преемник св. Петра, также по воле Божьей первенствует среди епископов и потому есть средоточие единства и видимые узы церковного общения. Именно поэтому его Апостолический Престол обладает potentiorem principalitatem[1187], как говорит св. Ириней во 2‐й главе 3‐й книги «Против ересей», т. е. духовной властью, превосходящей любую другую, дающей ему право следить за соблюдением во Вселенской Церкви священных канонов и сохранением единства вероучения, как учит св. Киприан[1188]. Этот примат Римского Понтифика, основанный на евангельских словах и засвидетельствованный преданием первых веков христианства, принимали также и семь первых Вселенских соборов, признаваемых также и Рутенской Церковью. Это единственное положение относительно примата Римского Понтифика, которого придерживается единодушно и единомысленно Вселенская Церковь. Другие же предметы, относительно которой у католиков нет столь всеобщего согласия, не принадлежат к числу догматов, относящихся к правилу веры или входящих в исповедание католической веры. Это недавно признал даже святейший Папа Иннокентий XI[1189], когда официально одобрил знаменитую книгу, которую написал монсиньор Боссюэ[1190], один из самых наших выдающихся епископов, ради защиты католической веры от клеветнических измышлений протестантов.

И в самом деле: согласно галльскому учению, духовная власть, которой обладает Святой Престол во всей Церкви, и прежде всего власть над другими иерархами, не сводится к произволу Римского Понтифика и не должна сообразовываться с его капризами и пожеланиями. Напротив: применение ее должно определяться священными канонами, утвержденными Духом Божьим и с первых веков неизменно соблюдающимися, ибо сам Христос, Господь наш, наделил высшей духовной властью коллегию пастырей, которой и сам Папа должен повиноваться в делах, касающихся веры, искоренения ересей и церковной реформы. Так было определено Констанцским и Базельским соборами, этого учения официально придерживается французское духовенство, его неизменно поддерживает священный орден парижских богословов.

Более того, мы верим, что суждение Римского Понтифика не является непогрешимым правилом веры, если оно не подкрепляется одобрением Вселенской Церкви. Папе, власть которого является чисто духовной, не дано никакого права — ни непосредственного, ни косвенного — распоряжаться мирскими делами государей и тем более, под любым предлогом, в том числе религиозным, освобождать подданных от их долга по отношению к государям или от клятвы верности. О том, что мы исповедуем и проповедуем эти положения, в Риме прекрасно знают, и хотя там некоторые слишком широко трактуют прерогативы Римского Понтифика и думают иначе, чем мы, однако, так как это различие мнений не затрагивает сути положения о примате римского епископа, мы не остаемся в мире с ними, а они — с нами, и все вместе пребываем в общении.

К этому пункту следует, наконец, добавить, что та власть, который обладает ныне Папа, избирать или утверждать епископов, а также отпускать грехи (предоставленная ему Церквами, или данная по договору с государями, или же подобающая ему в силу его патриаршего достоинства), не должна распространяться на Церкви, эту прерогативу не приемлющие. И действительно, когда речь заходила о примирении обеих Церквей, Латинской и Греческой, такого предложения, мы уверены, никогда не делалось.

Что же могло бы помешать Рутенской Церкви объединиться с Латинской? Может быть, учение об исхождении Святого Духа? Однако даже относительно этого положения не так уж трудно достичь согласия, если всерьез поставить себе цель разрешить эти споры.

Во-первых, Рутенская Церковь учит, что Святой Дух исходит a Patre per Filium[1191], а Латинская — что Он исходит a Patre et Filio[1192]. Обе эти формулировки можно найти у отцов Церкви, почитаемых как одной, так и другой Церковью. Св. Василий Великий и св. Григорий Богослов писали, что два этих выражения — εχ και δια и εχ και ρεν[1193] — имеют один и тот же смысл. Самые выдающиеся богословы согласны в том, что два вышеприведенных оборота, если взять их в их подлинном смысле, используются для обозначения того же самого.

И в самом деле: что же может значить выражение Spiritum procedere a Patre per Filium?[1194] Может быть, оно означает, как считают некоторые греки, не слишком склонные к миру, что Дух исходит от Отца, но при этом Отец и Сын — из одной и той же сущности, ουσία? Но если бы смысл этого выражения был таким, то можно было бы на том же основании сказать Filium procedere a Patre per Spiritum[1195], ведь Сын исходит от Отца, а Отец и Дух единосущны. Однако никто из греков не скажет Filium procedere a Patre per Spiritum. А значит, то, что мы читаем у святых отцов, это выражение следует понимать в более широком смысле — оно означает не только то, что Отец и Сын единосущны, но и то, что оба этих Божественных Лица суть одно начало и от них обоих исходит Святой Дух, quamvis hoc Filio Patre dederit, ut quemadmodum de se, ita de illo procedat[1196], как говорит св. Августин в Tract. 99 in Joann[1197]. Так, если от одной свечи загорается другая, а от них обоих третья (это сравнение мы заимствовали у Григория Нисского, из его «Книги против Евномия»), то нельзя в собственном смысле сказать, что от первой из них третья происходит главным образом, но также и от первой через посредство второй. Именно это и исповедует Латинская Церковь, когда, произнося Символ веры, поет Spiritum Sanctum a Patre Filioque procedere[1198]: поэтому оба этих выражения, если правильно их истолковать, имеют тот же самый смысл.

Во-вторых, Латинская Церковь лишь потому исповедует Spiritum Sanctum a Patre Filioque procedere, что это выражение встречается у святых отцов и в документах Соборов. Так, св. Епифаний в своем сочинении «Против ересей», 62, п. 4, пишет: Semper enim cum Patre Filioque Spiritus est, non patris veluti frater, non genitus, aut creatus: non Filii frater, non Patris nepos, sed a Patre procedens, et accipiens a Filio; a Patre Filioque non alienus, verum ex eadem substantia, eadem divinitate, ex Patre et Filio[1199]. Подобные же рассуждения мы можем найти и у св. Кирилла Александрийского в его «Соборном послании», адресованном Несторию от его собственного имени и от имени Собора, и этот же догмат он исповедует и в других своих писаниях, так что нет оснований считать, что он когда-либо отказывался от своего мнения. Мы могли бы также показать, что этот догмат исповедовали также св. Афанасий, св. Василий, Дидим[1200] и многие другие отцы Восточной Церкви, однако объем нашего рассуждения не позволяет этого сделать. Из числа латинских авторов, как хорошо известно рутенам, такой позиции придерживались великий Иларий, святые Амвросий, Августин, Лев и другие. Как же Рутенская Церковь может отвергать общество тех, кто исповедует учение, разделявшееся святыми отцами, авторитет которых, утвержденный Вселенскими соборами, признает как одна, так и другая Церковь? А если мы верим в него в сердце своем, то кто станет упрекать нас, если мы исповедуем его и устами своими? Тем более что Латинская Церковь не осуждает греков, которые, вернувшись к единству и восстановив согласие относительно спорных положений, произносят Символ веры на свой манер, не добавляя Filioque.

В-третьих, мы полагаем, что разделение греков и латинян произошло не из‐за Filioque. Никаких упоминаний об исхождении Святого Духа нет ни в письмах Михаила Керулария и Льва Охридского[1201], ни в послании Льва IX. О том, что не это учение стало первопричиной раскола, свидетельствует и Петр, Патриарх Антиохийский[1202], в послании к Доменико, Патриарху Градо[1203], в котором он пишет, что Михаил Керуларий обвинял латинян исключительно в том, что они совершают евхаристию на опресноках, εν δε μονωτυτω. И в самом деле, Михаил Керуларий, Патриарх Константинопольский и виновник раскола, порицает латинян лишь за то, что те используют пресный хлеб на евхаристии, не поют аллилуйя во время Великого поста, и за некоторые другие обрядовые мелочи того же рода.

Но сколь ничтожны подобные обвинения! Quam parvi momenti offendicula![1204] — говорит Василий, архиепископ Болгарский, в своем Jus Graecorum[1205]. И вот на этом-то основании Керуларий, без всякого расследования и какого-либо суда, не выслушав сторон, без соборного решения собрал нескольких подвластных ему епископов и дерзнул закрыть латинские храмы, а также отлучить от церковного общения Римского Понтифика и весь Запад, следовавший одним с ним обрядовым правилам. Именно на эти его действия сетовал Папа Лев IX, приводя ему в пример милосердие той истинной матери, о которой рассказывается в истории суда Соломонова, чье сердце облилось кровью, и она не смогла позволить, чтобы рассекли надвое ее сына. К этому рассуждению он добавил такие слова: nihil obesse salutis credentium diversas pro loco et tempore consuetudindes quando una fides per dilectionem operans bona, quae potest, uni Deo commendat omnes[1206]. Таково было начало отделения от латинян греков, а за ними и рутенов.

И вот с этих пор Tristitia magna nobis est, et continuus dolor cordi nostro, pro fratribus nostris[1207]. Наконец, чтобы не рассказывать обо всех усилиях, до сих пор предпринимавшихся Латинской Церковью, чтобы преодолеть этот раскол, причиной которого, впрочем, она не являлась, достаточно сказать, что мы ничего так не желаем, как единства, и ничто так не ненавидим, как раскол.

О том же, что мы должны остерегаться прерывать общение с Римским Престолом, мы читаем у святых Киприана и Фирмилиана, хотя у них с Римским Престолом и были серьезные разногласия. Qui ergo — говорит первый — quis sic discordiae furore vesanas, ut aut credat scindi posse, aut audeat scindere unitatem Dei vestem Domini, Ecclesiam Christi? Monet ipse in Evangelio suo, et docet dicens, et erit unus grex, et unus PASTOR. Apostolus item Paulus hanc eandem nobis insinuans veritatem obsecrat, et hortatur dicens: Obsecro vos, fratres, per nomen Domini nostri Jesu Christi, ut idipsum dicatis omnes, et non sint in vobis schismatici[1208].

К этим словам, полным любви, мы хотели бы добавить только исполненный благочестия призыв одного грека, жившего в более близком к нашему времени, по имени Феориан[1209]. Тот, исповедав, что причастие на опресноках в той же мере является таинством, как и причастие на квасном хлебе, и убедившись, что таково же мнение всех латинян, каких ему приходилось слышать, так обратился к грекам из его Церкви в Epist. ad Sacerd. in montibus degentes[1210]: Primum quidem vos abhortamur, ut alienum animum a contentionibus habeatis: hoc enim moris nostri non est, neque Dei Ecclesiae, sed pacem prosequi cum omnibus; pace Christum possidente, qui facit utraque unum; et Latinos ita ut fratres diligite, recte enim de fide sentiunt[1211].

Прежде чем завершить это наше рассуждение, которое, из‐за скорого отъезда Его Царского Величества, нам пришлось составлять в спешке, мы хотим сопроводить его отъезд молитвами всевышнему Господу небес и земли, чтобы сей Августейший Государь, уже успевший украсить свое царство величием, стяжал бы его еще больше, утвердив в нем господство святой вселенской Церкви и тем самым присоединив его к Царству Иисуса Христа, властью Которого и сам он со славою царствует. Да явится в нем новый Кир, которого Господь держал за правую руку in misericordia sua[1212], как говорит пророк, и да сделается он счастливым преобразователем для своих народов, приведя их к свету истины, миру и согласию и разрушив преграды застарелой вражды между Рутенской Церковью и Церковью Римской, дабы народ христианский вновь стал бы единым, единой — Церковь и единой — вера. Этим благочестивым деянием, этой ревностью о вере он более, чем другими своими героическими свершениями, превзошел бы славу своих предшественников, а верховную власть его, почтительный страх перед которой опирается столь же на доблесть царя, сколь и на мощь его скипетра, ничто не сделает прочнее, чем если он, как верный раб Божий, пожелает посвятить ее защите Божьего дела и, как подобает верному чаду Церкви, приложит усилия к ее объединению.

Сорбонна, 15 июня 1717 года