— Конечно! Что ж за пару дней изменится? И тут я задумался — а сам-то кто я есть?..
— Такие вопросы до добра не доводят, — хмыкнул Данька. — Тебя так особенно.
— Оказалось, что я и сам из сельской бедноты, да еще из национальных меньшинств. Под Перекопом меня, правда, не ранили, но в Збруевке бандиты подстрелили. То есть все поровну, с небольшим перевесом в мою пользу. Так что, когда этот тип очередную гражданку ножом порезал, за то, что сумочку отдавать отказывалась, я его арестовывать не стал. Вали, говорю, отсюда, надоел. Он и почесал по бульвару вразвалочку…
— И куда ты ему попал? — с интересом спросила Ксанка.
— В жопу, — лирично ответил Яшка и снова принялся разглядывать облака. — При попытке бегства. Вот сегодня со мной комиссия разбиралась. Решили, что случай сложный, но склонились к тому, что виноват не я, а царский режим. А все почему? Потому что Вторая Конная по сравнению с Первой — ерунда, а не армия.
— Повезло, — резюмировал Данька. — Он ходить-то будет, раненый твой?
— А я что, доктор? — изумился Яшка. — Мне-то откуда знать, будет он ходить, или нет? Может, он вообще лежать любит. Меня домой до завтра отправили, отдыхать. Я подумал, что вы еще сидите и пришел. А вы тут деньгами сорите.
— Я ей на хлеб для ребенка дала, — вздохнула Ксанка. Яшка взъерошил ей волосы.
— Так она их на ребенка и потратит.
— Оййй. Ребята, я же вам не сказала. Леший повесился.
Она пересказала услышанную от Васютина историю.
— Надо узнать когда похороны. Под пятьдесят восьмую, родненькую нашу, Леший попал, к гадалке не ходи. Все под ней ходим. Правильно он все сделал, — мрачно сказал Яшка. Видимо, он выпил больше, чем ей казалось.
— Как правильно — вот так просто сдаться? Без боя?
— А итог один… Ладно, — Яшка поднялся. — Вы, если хотите, сидите, я за малым пошел. Хоть посмотрю на не спящего.
— Дань, пошли к нам, — предложила Ксанка. — Поужинаешь нормально. Валюшку уложим и посидим немного. Лешего помянем.
Данька кивнул и поднялся.
Садик был рядом, почти за углом.
Сын увидел их издалека, кинулся с радостным криком, отведя руки за спину как крылья.
— Мама, мама, смотри! Я самолет!
Яшка подхватил его, завертел над головой.
— Еще какой самолет!
— На руках домой хочу, — потребовал Валюшка, мгновенно сообразивший какую выгоду можно стрясти с отца.
— Тебя дядя Даня донесет, он по тебе соскучился, — предложила Ксанка. — Маме с папой поговорить надо.
Данька глянул нервно, но молча забрал ребенка и зашагал вперед.
— Ты чего такая странная сегодня? — Яшка обнял ее за плечи. Ксанка вздохнула.
— Яш, меня на учебу отправляют, возвращаться совсем поздно буду. Этого товарища, наверное, надо будет на шестидневку в садик отправить.
— На шестидневку? — задумчиво переспросил Яша. — Давай, может, сразу в детдом сдадим, чего он все время под ногами путается?
И с хохотом увернулся от затрещины.
— Яков!
— Оксана, а зачем мы его рожали? Чтобы он в садике жил? Иди учись сколько надо, мы сами разберемся.
— Ты же работаешь допоздна…
— Значит, буду не допоздна. Или в дежурке посидит, делов-то.
— Спасибо, — она прижалась к мужу, он на ходу поцеловал ее в макушку. — Потом еще поговорим, без Даньки, хорошо?..
Яша кивнул. Впереди них Данька сделал безуспешную попытку поставить племянника на землю.
— Не на того напал, — прокомментировала провал Ксанка.
— Это ему не с белыми воевать, — согласился Яшка.
Ксанка чуть придержала его, давая Даньке уйти подальше вперед.
— Яша, а если бы комиссия решила, что прав не ты?
Он пренебрежительно дернул плечом.
— Ой, да ничего не было бы. Три месяца максимум.
Она молча смотрела на него.
— Да не злись ты. Сама подумай: вырастет Валерка, — Яшка указал подбородком на мордашку сына, подсолнушком выглядывающего из-за Данькиного плеча, — будет ему восемнадцать, встретит красивую девушку, влюбится, пойдет с ней вечером гулять. И будут они гулять долго, с удовольствием, как мы с тобой никогда не могли. И что ж я — позволю чтобы какая-то скотина им эту прогулку испортила? Нееет, не будет такого. Костьми лягу, но не допущу.
— Не будет такого, — эхом откликнулась она. — Никогда не будет. Не допустим.
За секунды до того как грубая петля захлестнет ей горло, Ксанка вспомнит этот разговор и этот день и все, что было потом.
Прости, сынок. Мы пытались. Больше ничего уже не могу сделать.
Но кое-что она все-таки могла. Последнее.
— Мы все равно победим! — крикнет Ксанка. Голос у нее звонкий, хорошо будет его слышно, далеко. — Наша земля под вашими ногами гореть будет, гады!
Охраняющий виселицу эсэсовец ударит ее прикладом в бок, но Ксанка устоит на ногах и, глядя в небо, улыбнется разбитыми губами.
Там, в густой синеве, будет лететь самолет.
С красной звездой на фюзеляже.
========== Баба как баба ==========