Читаем Жизнь после вечности (СИ) полностью

Потому что когда они вышли из зала, где шло партсобрание, ребята о чем-то коротко переговорили и Данька сказал, что они тут сейчас разберутся со всем, Валер, Ксанку домой отвези, к себе пока не ходи, мало ли, у них побудь. Ксанка подождала пока Данька с Яшкой удалятся и сообщила, что рожает. Валерка посмотрел дико, уточнил не шутка ли и моментально раздобыл машину. Гнал так, что она уверена была — не доедут, врежутся по дороге. Валерка, еще не пришедший в себя, странным, не своим голосом, уговаривал ее потерпеть, пока не рожать, чуть-чуть осталось, сейчас приедем, она, хватая ртом воздух, пыталась сдерживать крик и объясняла, что им плевать кто у него родители, Яшка вон своего отца вообще не знает, а Мезенцева дура, трус и предатель, Валер, мы все в ней ошибались, забудь ее, она просто дрянь, ты в этом не виноват. Так они вдвоем, друг друга не слушая, и бубнили до самой больницы.

Ей еще тогда показалось это смешным, очень хотелось развеселиться и забыть и Шмеерзона и Мезенцеву и Валеркин взгляд, но настоящее веселье было впереди.

Когда она уже разглядывала малыша — и кто же это у нас такой, весь в папку пошел, от макушки до пяточек, а?.. — Валерка ворвался к ней в палату, потребовал показать сына, потому что его приняли за отца и теперь смотрят странно и, кажется, даже хихикают за спиной. Она показала, он от хохота рухнул на стул.

Потом Валерка сурово кричал на весь коридор разыскавшему их, наконец, Яшке «Я всегда подозревал, что это твой ребенок, но теперь я в этом уверен!», и Данька требовал назвать малого в честь прадеда Карпом, а Яшка уточнял как ласково будет — Малек? Икринка? Ястык? — и на их ржач прибежал врач и пообещал выгнать всех, Ксанка попросила начать с нее, но оказалось, что так нельзя и они смеялись уже шепотом, оглядываясь на дверь, давились от смеха, вытирали слезы и никак не могли перестать, потому что тут же накатывало тяжелое и страшное осознание…

Данька сидел на третьей скамейке справа, где и договорились встретиться, сосредоточенно смотрел на воду пруда и, казалось, беседовал с невидимым собеседником. Изменился он после Машиной смерти, сильно изменился. Совсем другое лицо стало.

Ксанка села рядом.

— Пришла?

— Пришла.

Он протянул ей букет фиолетовых астр. Такие же когда-то росли перед их домом.

— Ой. Ты помнишь, да? Мама такие любила.

Данька покачал головой.

— Нет, случайно купил. Ты сказала и вспомнил. Кажется, у нас еще георгины были, да?

— Астры и георгины осенью, летом мальвы, весной тюльпаны и сирень. Как у всех.

— Точно. Жаль, что я все забыл.

Данька протянул ей раскрытый портсигар. Закурили. Помолчали.

— Я только что из ПросветСтройМонтажа, — наконец сказала она. Данька не удивился.

— Я видел списки. Ты и Васютин утверждены на должность инструкторов, остальные сейчас проходят проверку. Смирнов так и планировал, что ты будешь обучать курсантов. Мы дольше создавали службу, чем он предполагал.

— Так ты знал?

— Знал, конечно. Тебя месяц проверяли. Вас обоих с Яшкой, ну и меня тоже. Сегодня беседа ради проформы была, вся информация уже собрана. В полном объеме.

— Я так и подумала. Потом. Сначала я решила, что… ты понимаешь, о чем я.

Данька предпочел не заметить ее последнюю фразу.

— У нас не хватает кадров и еще больше не хватает людей, которые будут эти кадры готовить. За последнюю неделю я отсмотрел два десятка человек.

— И как?

— Никак. Ни один из них не похож на нас.

— Конечно, — она вдавила окурок в землю и взяла новую сигарету. — Ты же комсомольцев и активистов смотришь, благополучных людей с идеальными характеристиками. А надо искать нас. Сирот, сумевших выжить.

— Я уже думал об этом, но я не смогу убедить, — он ткнул пальцем в небо — в целесообразности такого подхода. Ты же понимаешь откуда у нас теперь сироты.

Сигарета была очень горькой. Ксанка давно не курила.

— Я уговариваю Яшу уехать. Чтобы число сирот случайно не увеличилось на одного. Ты с нами?

— Уезжайте, — помолчав, очень спокойно сказал Данька. — Я выкручусь.

Она бы тогда, в Збруевке, тоже выкрутилась. Наверное.

— Я должен доделать то, что мы начали, — внезапно яростным шепотом сказал Данька. — Должен. Иначе все было зря, понимаешь? Скорее всего, скоро будет новая война. Но если мы сейчас приложим все усилия, возможно, мы сумеем ее избежать. Возможно, твой ребенок никогда не возьмет в руки оружие. Мы строили новый мир, справедливый и безопасный для всех и надо…

— Думаешь, у нас получилось? — перебила его Ксанка. — Получилось?..

— У нас получится. Пока что мы не закончили. Мы должны доделать то, что начали. Мы все. У каждого из нас свой фронт. У тебя, у меня, у Яшки, у… у нашего друга. И вообще у меня для тебя есть подарок.

Он полез куда-то в карман и протянул ей картонный прямоугольник.

— Вот.

Ксанка осторожно взяла открытку. Бланк с текстом был пустым. Она перевернула на сторону с изображением.

Темноволосая коротко стриженная девушка в латах смотрела куда-то вдаль. Жанна Д’Арк.

Ксанка вдохнула ставший внезапно очень густым воздух.

Данька улыбнулся, глядя на ее реакцию.

— Как он?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иван Грозный
Иван Грозный

В знаменитой исторической трилогии известного русского писателя Валентина Ивановича Костылева (1884–1950) изображается государственная деятельность Грозного царя, освещенная идеей борьбы за единую Русь, за централизованное государство, за укрепление международного положения России.В нелегкое время выпало царствовать царю Ивану Васильевичу. В нелегкое время расцвела любовь пушкаря Андрея Чохова и красавицы Ольги. В нелегкое время жил весь русский народ, терзаемый внутренними смутами и войнами то на восточных, то на западных рубежах.Люто искоренял царь крамолу, карая виноватых, а порой задевая невиновных. С боями завоевывала себе Русь место среди других племен и народов. Грозными твердынями встали на берегах Балтики русские крепости, пали Казанское и Астраханское ханства, потеснились немецкие рыцари, и прислушались к голосу русского царя страны Европы и Азии.Содержание:Москва в походеМореНевская твердыня

Валентин Иванович Костылев

Историческая проза
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза