Жизнь после вечности (СИ)

— Неплохо, но он потерял сотрудника — тот неудачно забил шар в лузу, помнишь Крым? Заменить его некем, приходится на ходу вносить изменения в планы. Жаль. Говорю же, у нас острая нехватка кадров, ее надо срочно решать. Вообще я думаю переводить его на другой профиль деятельности.

— Это возможно?

— Он вступил в партию и принял участие в одном из ее первых съездов. Посмотрим чем это закончится, пока что его инициатива выглядит просто тратой времени, но гимназист редко ошибается.

Ксанка молчала.

— Говоришь, у каждого из нас свой фронт? Они тебе снятся? — тихо спросила она.

Он не спросил — кто.

— Мне снятся те, кто погибнет, если я не буду делать то, что должен.

Что ж, ожидать другого ответа от ее волевого несгибаемого брата было наивно.

— Даня, — еще тише сказала она. — Я не думаю, что у нас получится, то, о чем ты говоришь, потому что… — она оборвала фразу и постучала пальцем по открытке. — Вот поэтому.

— Это война, Ксанка. На ней всякое бывает.

— Но сбежать и бросить тебя мы тоже не сможем, — продолжала она. — Жить под вечной угрозой — ну так мы этим и занимались, верно? Часть меня до сих пор там. До сих пор, понимаешь? Я каждую минуту жду, что меня убьют. Не привыкать. Если так я могу купить мирную жизнь моему ребенку, я готова рискнуть. У нас не было выбора — пусть у них будет. Пусть эта война, наконец, прекратится.

Данькина куртка пахла чем-то почти забытым и родным, как в детстве.

По бульвару тек поток народа — прошли строем красноармейцы, о чем-то спорили студенты, размахивая тетрадками, школьники толпились у лотка с мороженым, целовались влюбленные, ругались супруги со стажем, компании друзей то и дело взрывались хохотом. Все жили мирной, обычной жизнью, жизнью, которая была ей недоступна.

— Молодая-красивая, дай ребенку на хлеб, не пожалей.

Ксанка отстранилась от брата и подняла взгляд. Прямо перед ней стояла цыганка в яркой шали, прикрывающей старую, заношенную блузку и не менее старую юбку. Ребенок стоял тут же, сверкал черными глазищами, почти как ее Валюшка. Ксанка открыла сумочку, полезла за деньгами. Протянутая купюра тут же исчезла в складках юбки.

— Ай, спасибо тебе. Дай-ка на вопрос тебе отвечу, какой хочешь.

— Не надо мне на вопросы отвечать, иди лучше ребенка накорми.

— Накормлю, не сомневайся. Странные вы люди, брат с сестрой. Сидите, старое горе вспоминаете, новое готовите. Мечтаниями судьбу не проймешь.

— Зато тебя уголовным кодексом проймешь, яхонтовая, — Яшкина фигура заслонила солнце, Ксанка изумленно посмотрела на мужа, не понимая, откуда он взялся.

— Вижу, ой вижу — порча на тебе сильная. Статья один шесть девять{?}[ Статья 169 УК от 1926 года. Мошенничество]называется, до двух лет тюрьмы дает.

— А не пугай, мне бояться нечего, — хрипло сказала цыганка. — За женой вон следи, черноголовый. Третий раз последним будет.

Плюнула Яшке под ноги и удалилась.

— Яш, ты чего тут делаешь-то? — пришла в себя Ксанка. — Ты же на дежурстве должен быть.

Он наклонился чтобы ее поцеловать и Ксанка уловила слабый запах спирта. Не на службе и выпил… Но на человека, только что потерявшего любимую работу, Яшка был не похож, был он спокойным и даже непривычно расслабленным.

— Уволили?.. — все же спросила она.

— Хуже, — засмеялся Яшка, пожимая Даньке руку.

— Расстреляли? — предположил Данька.

Яша с удобством расположился на лавочке.

— Вы не поверите, но Семен Михайлович победил-таки Оку Ивановича.

— Буденный — Городовикова?..{?}[Буденный С.М. - Командарм Первой Конной Армии, Городовиков О.И. - Командарм Второй Конной Армии] — предположил Данька. Яшка кивнул.

— Одержала верх Первая Конная над Второй, одержала. Сейчас все расскажу, только дайте закурить.

Взял сигарету, чиркнул спичкой и замер, мечтательно разглядывая облака.

— Ну? — не выдержал Данька.

— Не нукай, командир, не запряг. Значит, так. Характер, как вам известно, у меня золотой, один только недостаток есть и тот почти достоинство.

— И недостаток этот невероятная и нечеловеческая скромность, — не удержалась Ксанка.

— И с этой женщиной я живу! Так вот. Я настойчив. Некоторые даже говорят, что настырен, но то клеветники и завистники. Мы их не уважаем.

— Золото цыганское, не тяни кота за хвост!

— Ксанка, он меня обижает. Скажи ему!

— Даня, дай ему высказаться, не мешай. Все равно не заткнешь, поверь.

— И эту женщину я люблю! Я настойчив. И поэтому когда какой-то тип на бульваре повадился вырывать сумки из рук гражданок, я потратил пару вечеров, но взял его с поличным.

— Тааак…

— Именно это я сказал, когда узнал, что суд вынес оправдательный приговор. Тип оказывается, был из сельской бедноты, во Второй Конной воевал, под Перекопом ранен, а значит все его деяния — результат тяжелого наследия царского режима. И что вы думаете? Тем же вечером проклятый царский режим снова отправил его грабить, но уже по более тяжелой статье — теперь он и серьги из ушей вырывал.

Ксанка начала догадываться, что будет дальше.

— И ты его снова арестовал?

— А то! Встал я, красивый, из кустов и скомандовал: «Руки вверх!..»

— Но суд его снова отпустил…